— Что же такого я делаю?

— Лжешь мне.

— Я не лгу тебе.

— Не будем сейчас об этом. Ты мне лжешь, ты предаешь меня.

— Допустим. Но разве это опасно для меня самого?

— Ты даже не представляешь себе, насколько! Это смертельно опасно. Перестань мне лгать, я же люблю тебя. Это все равно как если б ты стрелял мне в спину…

Он хотел, видимо, возразить, неловко повернулся у полки, и я увидела, как тяжелая банка с мастикой пошатнулась и стала падать ему на голову. Я понимала, что эта масса убьет его, хотела крикнуть, предупредить, но вдруг с ужасом почувствовала, что онемела.

…Я вздрогнула и проснулась. Двадцать минут пятого. Я спала меньше часа. В номере было прохладно. Я встала, поправила покрывало на постели и направилась к шкафу. Уже потом, вспоминая свое поведение, я поняла, что действовала, повинуясь рефлексам. У меня не было никакого плана, до встречи с Гескином оставалось больше полутора часов, можно было бы поспать, принять ванну или просто поваляться с книжкой. Но я выбрала среди вещей в шкафу блузку и юбку, быстро переоделась, мельком взглянула в зеркало, автоматически отметив, что похожа всклокоченными волосами и придурковатым взглядом на ведьму, вытащила из замочной скважины ключ и вышла в коридор, даже не заперев дверь.

Спустившись на этаж Гескина, я скорее рефлекторно, чем по необходимости, оглянулась. Коридор был пуст и тих. «Интересно, — с любопытством подумала я, — откуда же тогда подглядывала та грымза-коридорная, которой я обязана жизнью?» Эта мысль заинтересовала меня настолько, что я остановилась. Впрочем, любой номер по обе стороны коридора вполне мог быть служебной комнатой. Услышать шаги, осторожно приоткрыть дверь и увидеть, куда вошла гостья, — задача нехитрая. Зато у нас дежурная гордо восседала бы посреди коридора. И действительно, зачем таиться, когда закон дает официальное право все видеть и слышать?

Я дошла до двери барона и легонько постучала в нее грушей от ключей.

Никто не ответил.

Тогда я тихонько толкнула дверь и увидела, что она открыта.

Королевские апартаменты находились на солнечной стороне, и я невольно зажмурилась, ослепленная потоками света. Холл был совершенно пуст, только ветерок легонько раскачивал шторы на гигантском окне, полностью заменявшем в этом потрясающем номере целую стену.

— Барон! — крикнула я. — Спуститесь, пожалуйста, я без приглашения…

Тишина вокруг становилась гнетущей.

«Уйти, что ли? — подумала я. — Неудобно как-то. Вдруг он не один?..»

Я повернулась к двери, но в последний момент что-то остановило меня. Вначале я даже не поняла, что именно. Вокруг по-прежнему было тихо. Какая-та слабая связь, ассоциация, легкое напоминание, сигнал — что? «Бред какой-то! — пробормотала я. — Как поживаете, доктор Фрейд? Вот вам еще одна пациентка!..» Но желание покинуть чужой номер вдруг пропало. Я втянула в себя воздух и почувствовала, как мои ноги ослабли: в гигантской гостиной, где я стояла, гадая, уходить мне или оставаться, тревожно пахло знакомыми духами. Я всегда оцениваю запахи сугубо эмоциональными категориями — радостно, тревожно, печально, раздражающе… Здесь пахло тревожно.

Я решила оставить на потом экзерсисы, связанные с нюансами моего обоняния, и стремительно взлетела на второй этаж. Дверь в спальню Гескина была распахнута. Я замедлила шаги, хотя уже знала, что увижу. Знала, поскольку вспомнила этот запах, эти духи — вкус Витяни Мишина всегда балансировал на грани…

Гескин лежал на постели. Если бы не забрызганная кровью белая рубашка барона, можно было вообще не заметить пятен крови, слившихся с багровым тоном роскошного покрывала.

Он лежал, широко раскинув руки, словно приглашая меня броситься к нему на грудь.