– Я же говорил тебе, что не торгую оружием. Я только офицер спецназа военной разведки, и не больше…

– Ты мне нравишься. Ты пришел сам, смело и сразу. А Кон полгода присылал разных людей, прежде чем сам пожаловал… Мне будет жалко, если ракеты не прилетят.

– Они прилетят, будь уверен. Ты далеко отнес «Стингеры»?

– Около пяти километров. Этого хватит?

– Я надеюсь, что американцы умеют стрелять ракетами…

Они прошли над деревней достаточно низко, чтобы были слышны их рев и свист. Маршевые двигатели ракет уже, естественно, отсоединились, и работали только стабилизирующие двигатели, но и они ревели пугающе. А через несколько секунд страшный грохот потряс сельву, которая никогда, наверное, таких звуков не слышала. Даже пятикилометровая дистанция не сделала звук взрывов менее устрашающим. Земля задрожала. Даже хижина пошатнулась.

Кирпичников вышел из хижины первым. За ним неторопливо потянулись остальные. Дуку-Доку протянул Кирпичникову руку.

– Спасибо. Что я должен тебе за спасение своей деревни?

– Ты должен разрешить войти в деревню группе венесуэльских коммандос. Капитан Альварес поставит видеокамеру, и ты перед ней расскажешь все, что знаешь о старшем агенте Томасе Коне.

– Расскажу. Пусть входят. Они далеко?

– Они залегли на окраине деревни.

Вождь в удивлении поднял брови, но ничего не сказал.

– Я – «Первый». Альварес, Дуку-Доку желает познакомиться с твоей камерой.

– Я иду. Пусть посты предупредит.

– Удачно выполненной, Владимир Алексеевич, – сказал Апраксин, но в голосе его не слышалось радости. – Я подготовил представление о награждении всей группы и о присвоении тебе и твоим людям очередных воинских званий. По возвращении ты уже не исполняющий обязанности командира оперативной группы, а полноценный командир…

Владимир Алексеевич уже по тону понял, что это была только попытка генерала подсластить то, что он не решался сказать.

Пауза в разговоре затянулась, и оба собеседника понимали почему. Один не решался задать прямой вопрос, второй не решался сказать то, что сказать было необходимо. Не выдержал генерал.

– Относительно твоих… Виктор Алексеевич Кирпичников, полковник в отставке, умер от сердечного приступа в своем деревенском домике. Я смотрел акт судебно-медицинской экспертизы. Там придраться не к чему. У него сердце больное было?

– У него был инфаркт шесть лет назад, – тихо сказал Владимир Алексеевич.

– Что касается твой жены…

И снова затянулась пауза, которую вынужден был прервать Апраксин:

– Что касается твоей жены… Мы не можем найти ее. Пропала. Соседи ее не видели. Никто не видел. Извини, думаю, что тебе можно сказать все. В морге лежит неопознанный обгоревший труп. Есть подозрения. Вызвали с Северного Кавказа твоего сына, чтобы взять пробы для анализа ДНК, иначе опознать невозможно. Он прилетит к вечеру. Еще не знает, зачем его вызвали…

– Я прилечу завтра в середине дня, товарищ генерал, – сказал Владимир Алексеевич и выключил трубку, потому что горло сжимал спазм, и он ничего больше не мог сказать …

Подполковник Денисенко слышал разговор командира с генералом, но подошел к Кирпичникову только тогда, когда группа выгружалась из вертолета. За все время полета до базы командир не проронил ни слова.

Анатолий положил Владимиру Алексеевичу руку на плечо, когда тот стоял и смотрел на заросшую тростником реку.

– Плохи дела?

– Брат умер. Возможно, его убили. Жена пропала. Есть неопознанный труп в морге.