— Так бы сразу и сказал, — ухмыльнулся страж ворот, видя мои мучения, — Ну что, браток, полегчало? Ладно, шагай вперед, там уже почти все собрались.

Кто и зачем собрался в этот вечер в особняке, я предпочел не уточнять и, не очень твердо переставляя ноги, двинулся по хрустящему гравию дорожки к дому. Сделав несколько шагов, я остановился, пораженный открывшейся картиной. Да, ради этого стоило несколько минут подергать ногами, вырываясь из лап садиста-привратника. По бокам дорожки, ведущей к дому, в глубине двора и вообще везде, где только можно было, цвела сакура. Невысокие деревья, украшенные фонариками, светились бледно-розовым сиянием и были похожи на смущенных невест; их тонкое, нежное благоухание разливалось в воздухе, делая его почти осязаемым и каким-то невероятно вкусным. А может, просто сказывается только что пережитое мной кислородное голодание.

Приличных размеров площадка перед домом тоже была иллюминирована фонариками; фуршетные столы, расставленные на ней, ломились от изобилия еды и напитков. Вокруг столов, громко смеясь и переговариваясь, группировались прилично одетые люди с внешностью отпетых головорезов. Чуть поодаль, весь в огнях разноцветных прожекторов, плескался немалых размеров бассейн, в котором, визжа и отфыркиваясь, барахталась дюжина обнаженных девушек. «А веселье-то в самом разгаре», — смекнул я, проталкиваясь к столу, где только меня не хватало здесь для полного счастья. Заиграла музыка, и разноцветные глаза прожекторов, оторвавшись от вспененной воды бассейна, скрестили свои лучи на небольшой эстраде. Там уже застыла, держась одной рукой за шест, фигурка женщины. Затем она встряхнула длинными светлыми волосами, отбрасывая их назад, и медленно начала свой танец, заставив собравшихся мигом забыть о еде и спиртном. Все повалили к эстраде, от которой исходили почти физически ощутимые флюиды чувственности и, обступая ее, криками подбадривали стриптизершу. «Так вот, значит, что за частная вечеринка намечалась сегодня у Ксении», — сообразил я, накладывая себе в тарелку салат и устремляясь вслед за остальными. В конце концов длинноногая очаровашка с серыми глазами и невеселой судьбой интересовала меня ничуть не меньше, чем Стриж, из-за которого, собственно, я и оказался на этом празднике жизни.

Ксения танцевала по-настоящему хорошо, с той пластикой, которой может наделить только природа; научиться этому невозможно. Легко и грациозно она двигалась вокруг шеста, периодически сбрасывая с себя лоскуты одежды в ревущую от восторга толпу. Пожалуй, только я вел себя спокойно, со скромным достоинством пережевывая салат и стараясь не привлекать лишнего внимания к своей персоне. Уж не знаю, как случилось, что наши взгляды пересеклись. Серые глаза танцовщицы расширились в немом изумлении, она на мгновение замерла, а затем, усмехнувшись, соскользнула с подиума и направилась прямиком ко мне, продолжая при этом выделывать затейливые па и умудряясь попадать в такт мелодии. Приблизившись, она опустила руку на мое плечо и принялась проделывать со мной то, что стриптизерши обычно проделывают с шестом. Прикосновения ее горячего тела и ласковых рук настолько парализовали мой бедный разум, что я продолжал стоять, глядя остекленевшими глазами на сгрудившихся вокруг людей, периодически сглатывая слюну.

А зря, кстати. Потому что лучи прожекторов, следя за Ксенией, теперь отчетливо высвечивали и мое растерянное лицо. Думаю, нет ничего удивительного в том, что вскоре раздался чей-то истошный вопль: «Держи его, пацаны! Это ж Айболит, мать вашу!!». Впрочем, справедливости ради должен признать, что сразу догадался, кто был автором вопля. Стриж, разумеется. Он вскочил на подиум, словно звезда мужского стриптиза, и, тыча в меня пальцем, принялся реветь, как голодный медведь, не вовремя поднятый из берлоги: «Вмажьте ему по башке, пока не смылся! Вмажьте, говорю, а то уйдет!!».

Последние слова он провыл уже в бессильной ярости, потому что я действительно ушел.