Актер лежал, поражаясь жестокости и бездарности нападавших. Так рисковать за жалкие полтораста рублей! По двадцатнику на рыло. Плюс полтинник за часы – в ларьках, где скупают краденое, дороже не заплатят.

Приведя себя в порядок, Актер вернулся к дому Инны и, забравшись на козырек, сумел прилепить к подоконнику микрофон, после чего прошел в подъезд и подключился к телефонной линии. Устроившись на скамейке в темной части двора, он настроил приемник и приготовился к длительному ожиданию.

Он пытался представить, когда и где Инна могла перейти дорогу Л. Возможности у нее, конечно, были. Плюс – язык без костей. Не всегда, конечно, – некоторые тайны она хранила свято, но иногда не гнушалась выторговать подарок путем легкого шантажа. Вот, наверное, и доторговалась. При всех достоинствах Л. нельзя было не отметить, что он вполне мог, расслабившись в ее постели, сказать что-то лишнее. Что-то, способное сейчас сильно осложнить его жизнь. Интересно, знает ли Л. об его отношениях с Инной? Вполне может знать. По крайней мере, догадываться должен. Но что это меняет? Искать другого исполнителя хлопотно и времени нет, да и какая разница, кто нажмет спусковой крючок, воткнет нож или колесами грузовика превратит ее тело в месиво? В любом случае у Актера это получится чище, потому что он будет биться за счастье своей семьи, а не отрабатывать гонорар, каким бы крупным он не был.

В наушнике послышался разговор, и Актер насторожился. Инне оставалось жить совсем немного. И в эти последние дни своей жизни она отрывалась на полную катушку. Как будто что-то предчувствовала.

Время тянулось медленно до тех пор, пока в полночь приемное устройство, «маячка» не дало сигнал. Перед этим в подъезд заходил только один человек, которого Волгин срисовал на дальних подступах и хорошо рассмотрел в бинокль. Парень лет восемнадцати, с прической ямайского негра, в десантных ботинках и «натовской» куртке на много размеров больше того, который требовался его сутулому, истерзанному наркотиком телу. Не Казарин однозначно.

Волгин покинул машину и встал за деревом недалеко от дома. Свет в квартире оставался погашен, но пару раз мелькнул лучик карманного фонаря, а позже «ямаец» в открытую встал у окна и запалил папиросу. Волгину показалось, что он чувствует пряный аромат марихуаны.

Курил «ямаец» недолго. Вскоре «маячок» подал второй сигнал, и Волгин сменил позицию, хотя пока не был уверен, стоит ли проводить задержание. Катышев, конечно же, провел бы. Образцово-показательное. С криками, размахиванием пистолетом, демонстрацией приемов боевого самбо и скоростного надевания наручников. Это был его обычный метод работы: задержать и колоть до тех пор, пока не скажет хоть что-нибудь. Человек с такой прической не может быть безгрешным по определению, а посему если не явки и пароли Казарина, то адреса дружков-наркоманов он сдать должен. Чтобы не было обидно за бесцельно прожитое в засаде время.

Сначала нарисовалась длинная согбенная тень, верхний край которой коснулся ног Волгина. Следом вышел и «обрусевший негр». Присел на корточки и долго возился со шнуровкой высокого десантного башмака, хитро оглядываясь по сторонам. Так и не завязав, заправил концы шнурков в голенище и, широко раскачиваясь, двинулся прочь от дома. Опер скользнул следом.

Нарезав круг по двору, парень проявил интерес к волгинской «ауди», но задерживаться не стал, справил малую нужду и подвалил к таксофону, с которого позвонил, картинно прикрывая диск ладонью. Говорил он пониженным голосом, но, по случаю позднего времени и открытого пространства, слова разносились далеко.

– Але, Рому позови! Але, ты? Приветик. Все ништяк, чисто. Да, как ты и говорил. Ну… Ну, лады, я тогда к Маринке забурюсь, если чо – ищи там. Ага!

Волгин прятался рядом и, предположив, что парень направится к проспекту, вознамерился перехватить его на выходе со двора.