Теперь же фигура его приобрела даже некоторую стройность. О талии речь пока что не шла, но дворницкая диета неумолимо выедала из организма Фокина все новые и новые килограммы, так что в плане талии можно было смотреть в будущее с оптимизмом.

Фокин выругался и, плюнув на пол, который не знал иной влаги, кроме как содержащейся в слюне, уже несколько месяцев, вышел на улицу.

Было морозно и темно. Звезды глядели остро и холодно, где-то там, высоко в небе, глухо выл ветер и словно рвались струны, а здесь, внизу, было тихо. Лишь скрипел снег под ботинками идущего на работу дворника Афанасия Фокина.

Через несколько минут он уже был у знакомого серого здания прокуратуры.

– Здорово, Афанасий!

– Здорово, Тимофеич, – буркнул Фокин в ответ мрачно поздоровавшемуся с ним представительному мужчине в синем форменном мундире прокурора. Это и был прокурор Александр Тимофеевич Никитин. – Что-то ты сегодня рано.

– Дела, – неопределенно отозвался тот. – А что у тебя с лицом? Опять бухал?

– Да не без того…

– Сколько раз я тебе говорил: давай я тебя закодирую! А ты – нет да нет, дескать, сам выплыву.

– Да сам я… – мрачно фыркнул Афанасий. – Не надо мне кодироваться. Сам не хочу больше с этими уродами… в говне копаться. Они никогда не жили… не понимают, что такое жить по-человечески.

– А ты знаешь? – угрюмо-насмешливо осведомился прокурор.

– Знаю, – твердо сказал Фокин.

– Ладно, мне пора. Зайди ко мне после обеда. Даже можешь после одиннадцати. Я смотрю, тебе надо немножко поправиться.

– А может, сейчас?

– Нет, – отрезал прокурор. – Не сейчас.

Фокин не стал спорить. …Было уже около десяти часов утра. К тому времени Афанасий уже почистил снег во дворе, и только закончил, как в ворота въехал великолепный темно-зеленый «Кадиллак», сопровождаемый серебристым «мерседесовским» джипом.

Фокин еле-еле успел посторониться, и «Кадиллак», описав по двору полукруг, остановился у самого входа в здание прокуратуры.

Джип встал рядом.

Дверь «Кадиллака» распахнулась, из него выбежал здоровенный парень лет около двадцати пяти в стильной кожаной куртке, подскочил к задней двери и открыл ее.

Фокин прищурил глаза.

Из авто неспешно выбрался высокий мужчина в черном пальто, потоптался у двери, а потом зашагал по ступенькам к серой двери здания районной прокуратуры. Парень в кожаной куртке хотел было последовать за ним, но тот, не оборачиваясь, сделал какой-то неопределенный жест рукой, и телохранитель остановился. Вернулся к машине и, вытащив сигарету, закурил.

Фокин подошел к парню и произнес:

– Слушай, земляк, сигаретки не найдется?

Тот окатил дворника ледяным взглядом, потом покопался в кармане и, вытащив одну, молча протянул Афанасию.

Это была не сигарета, а сигарилла «Кэптэн блэк». Фокину, который в последнее время курил только «Приму», «Астру» и иногда – по большим праздникам – какой-нибудь «LD» или «Монте-Карло», давно не приходилось перехватывать такой щедрой подачки.

Но взгляд угрюмого рослого атлета-охранника был таким выразительным и таким оскорбительным, что Афанасий даже не поблагодарил и молча отошел в сторону – перекурить и потом догребать выпавший за ночь снег.

А чего ему обижаться? Он сам виноват. Ведь, помнится, Свиридов предупреждал его об этом.

Интересно, где сейчас Володька Свиридов? Быть может, в самом деле, стал каким-нибудь жиголо? Бабы всегда вешались на Свиридова пачками, да и фигуру он, в отличие от Афанасия, сохранил в идеальном состоянии, несмотря на то, что никогда не сидел на диетах и режимах и предавался различным излишествам в равной с Фокиным степени.