– Не сердись, – примирительно произнесла Светлана. – Этот ублюдок в самом деле жестко достал меня. Он меня шантажирует.

– Тебя-а-а? – протянул Свиридов и расхохотался. – Да кто он такой, чтобы шантажировать тебя?

– Да так… в подтанцовке у одной нашей эстрадной «звездульки» работает, – уклончиво ответила она.

– Что… бисексуал?

– Кто его знает…

– Не смеши, Света, – проговорил Владимир, – танцовщик из шоу Бори Моисеева шантажирует дочь всемогущего олигарха Маневского? Смех и грех.

Светлана нахмурилась и бросила:

– Так ты что… будешь устраивать мне допрос?

– Конечно, нет. Все будет сделано.

– Кому ты планируешь это поручить?

– Поручить?

– Но ведь не собираешься же ты делать это сам?

– А, ну да. Клейменов тебе подойдет?

– Подойдет. Как все будет сделано, приезжай ко мне сам. Не надо никакой электронной почты, которой вы там во втором отделе уже пол-Москвы задрючили. И по телефону тоже не надо…

– Хорошо. Ты, главное, теперь выбирай себе любовников поприличнее, а то в России и так сейчас с мужиками проблематично, а тут еще ты открыла сезон охоты.

Светлана бросила на Владимира уничтожающий взгляд и произнесла:

– Знаешь, Свиридов… когда сейчас ты это сказал, то был ужасно похож на этого… которого я хочу уничтожить. Диму…

Максим Клейменов, бывший сотрудник отдела «Капелла», а ныне работающий под началом Свиридова в охранной структуре олигарха Маневского, медленно выволок свой облаченный в лохмотья массивный организм из-за мусорного контейнера, потому что услышал из вставленного в ухо микронаушника:

– Он остановился у церкви. Вошел. Место на паперти подготовлено. Зеленый свет, Макс.

Глухо бормоча что-то себе под нос, Клейменов медленно приблизился к церкви и сел на картонку, а потом аккуратно положил перед собой рваную кепку и принялся ждать.

Клиент долго не появлялся. Из церкви успели войти-выйти не меньше двух десятков человек, включая двух ментов, толстого попа с пейджером и здоровенного небритого мужика в затрапезной одежде, сильно смахивающего на пролетария метлы и лопаты.

Вживаясь в роль по отлаженной «капелловской» рецептуре, Клейменов бормотал себе под нос какую-то ахинею из репертуара своего соседа-алкоголика. Сын этого асоциального элемента был депутатом Государственной Думы, и отец пил самогон и мочился в подъезде. Время от времени он приходил к Максиму и бормотал:

– Дай на жабры пле… плеснуть… душу жжет… ыф… Матвевна… ы-ыт… самыгона… самыгонт… ы-ы-ы… бля-а-а…

Клейменов пробавлялся тем, что воспроизводил дословно бредни соседа.

И ждал свою жертву, как хищник поджидает в засаде свой гипотетический ужин на четырех копытцах.

Перед его мысленным взором вставало красивое молодое лицо человека, который должен был умереть сегодня, вот здесь, возле этой церкви.

Лицо, вдруг внезапно дрогнувшее, поплывшее – и другие черты вырисовались перед глазами Клейменова. Черты его шефа, Свиридова. Человека, которого еще полгода назад «шестерка» Микулов забирал из психушки, а теперь взлетевшего так высоко.

Человека, которого Клейменов знал еще с «капелловских» времен. Знал как киллера-профессионала экстра-класса. …И черты лица Свиридова показались Максиму Клейменову, киллеру второго звена, странно похожими на черты его сегодняшней жертвы.

Фокин стоял в церкви.

Он хорошо помнил то время, когда сам, будучи священником, стоял на амвоне и служил литургии, – было и такое! – а певчие стройно распевали церковный гимн, в ризнице дьячок распивал водку с двумя прихожанами, отпуская им грех чревоугодия и винопития… и все казалось таким простым, естественным и нерушимым на многие годы.