Познакомились мы и с какой-то безумной компанией молодых нововолновщиков из Купчино — любителей «Диво», «Крафтверка» и разного рода кайфа. Я вышел на них через моего, по школьным ещё ансамблям знакомого, барабанщика Борю, узнав, что молодые люди готовы обменять имеющуюся у них пластинку «Ти Рекс» на любую «Новую Волну». Мы с Витькой стали иногда захаживать к этим безумцам и познакомились поближе с одним из них — Густавом. Этот парень совершенно игнорировал нормы так называемого социалистического общежития, что нас очень веселило, — он очень любил играть на барабанах, и на расстоянии метров с восьмисот от его высокого блочного дома уже были слышны каждодневные упражнения Густава. Мы тогда как раз снова начали искать барабанщика и попробовали этого парня — играл он вроде бы и неплохо, но как-то не вписался тогда в «Кино», и мы договорились с Петькой Трощенковым — юным ударником «Аквариума», что он поможет нам на первых порах в предстоящей гастрольной деятельности.

Лето 82-го пролетело незаметно: я ещё раза два съездил в Москву, Витька с Марьяшей на юг, мы славно отдохнули и в начале осени снова встретились у меня на Космонавтов.

Я отчитался Витьке о проделанной работе в смысле договоров о концертах в Москве, а Витька — о своей творческой деятельности, показал несколько новых песен, которые мы немедленно принялись обрабатывать. Марьяша ни в чем не отчитывалась, но взялась достать нам студенческие билеты, вернее, себе и мне — у Витьки таковой имелся. Студенческие билеты, как известно, дают возможность пользоваться железнодорожным транспортом за полцены, и мы решили не пренебрегать этим. Как я уже говорил, Марьяша была художницей, и для неё переклеить фотографии на билетах и пририсовать печати было плёвым делом. Она раздобыла документы, выправила их как полагается, и мы стали окончательно готовы к гастролям.

Я почти через день теперь созванивался с представителями московского музыкального подполья, мы без конца уточняли суммы, которые «Кино» должно было получить за концерты, место и время выступления, и всё остальное — я и не думал, что возникнет столько проблем. Говорить по телефону из соображений конспирации приходилось только иносказательно — не дай Бог назвать концерт концертом, а деньги — деньгами.

— Привет.

— Привет.

— Это я.

— Отлично.

— Ну, у меня всё в порядке.

— У меня тоже. Я сейчас иду на день рождения, моему другу исполняется двадцать лет.

Это означало, что двадцатого мы должны быть в Москве. Все разговоры велись в таком роде и развили у меня бешеную способность читать между строк и слов и находить всюду, в любой беседе скрытый смысл. Способы передачи информации импровизировались на ходу — у нас не было точно установленных кодов, и поэтому иной раз приходилось долго ломать голову, чтобы разобраться, что к чему.

— У тебя есть пластинка «Битлз» 1965 года? — спрашивали меня из Москвы.

«Что бы это значило? — думал я. — О пластинке речь — может быть, хотят мне её подарить? Или здесь дело в цифрах?» — Тысяча девятьсот шестьдесят пятого? — переспрашивал я.

— Да, шестьдесят пятого, — отвечали подпольщики из столицы.

Ага, всё ясно. Шестьдесят пять рублей обещали нам за концерт. Теперь нужно выяснить — каждому, или 65 на двоих.

— Да, — говорил я, — я её очень люблю, но у меня, к сожалению, нет её в коллекции.