И я подумала: кубинцы не потеряли своей гордости. Если бы Фидель продал душу России или Китаю, больше не было бы слышно музыки и видно людей, танцующих на улицах, об этом можно было бы узнать только в музеях. А Хосе Фернандо? Сумел ли он, умирая, сохранить кубинскую гордость?
— Мой сын…
Все повернулись в мою сторону, потому что впервые с тех пор, как все случилось, я открыла рот.
— Мой сын сказал что-нибудь перед смертью? Моя племянница перевела. Японка продолжала кусать губы, она лишь молча покачала головой.
Девушка стояла возле окна, выходящего в сад, и лучи заходящего над Майами солнца, рассеянные кружевными занавесками, освещали ее профиль. Ее чувственное лицо сохраняло болезненное выражение, у нее был измученный от слез вид, ведь она без остановок везла Хосе Фернандо от самого Нью-Йорка, а в результате получилось вон что.
— Почему он ничего не сказал?
Подобный вопрос могла задать только я. Японка все смотрела в пол и молчала. Без сомнения, она думала, что ее ответ усугубит мое горе, это беспокоило ее. И все-таки она ответила:
— Не was dancing.
Это был английский, который даже я могла понять. Танцевал? Хосе Фернандо,
истощенный СПИДом, в таком состоянии, что еле передвигался, танцевал?
— Dancing with you? — спросила я, на этот раз по-английски. Она кивнула,
словно извиняясь.
— Какой это был танец?
Почти неслышным голосом японка ответила:
— Ча-ча-ча. — Этот голос говорил: «То, что я сделала, непростительно, я должна была немедленно отвезти его в больницу». Конечно, кто угодно возмутился бы или с усмешкой пожал плечами: какое безумие — позволить танцевать умирающему!
Но только не кубинец.
Для кубинца танец — это не изысканное развлечение для воскресного вечера. Для раба или изгнанника танец — это способ выжить. Кубинский танец начинается тогда, когда кубинец возвращается в свой скромный дом после изнурительного труда, изматывающего его, как тряпку. Он танцует, чтобы забыть свою честную усталость и чтобы возродить свои гордость и надежду. Именно поэтому шаги танца должны быть естественными и красивыми. Хосе Фернандо был настоящим кубинцем. Он был тщедушным и робким ребенком, над ним издевались в школе, и когда мой сын возвращался домой, то всегда танцевал в одиночестве. Я никогда не говорила Хосе, чтобы он перестал танцевать, я не имела на это права.
— Ча-ча-ча? — пробормотала я.
Хосе Фернандо умер, занимаясь тем, что любил больше всего на свете. И к тому же с девушкой, которую он двенадцать лет назад учил танцевать, девушкой, приехавшей из далекой страны. Он умер, танцуя с ней…
— Хосе всегда обожал танцевать, с самого нежного возраста. Он все время танцевал, посещал разные танцевальные школы, но его любимым танцем был ча-ча-ча
Я поднялась и подошла к японке. Я взяла ее за плечи и сказала:
— Спасибо, спасибо тебе от всего сердца.
Эпилог
Киоко
Когда мать Хосе поблагодарила меня, я наконец сумела себя простить.
Это как если бы сам Хосе сказал мне спасибо.
Я подарила ей абажур, объяснив, что это от Хосе.
Когда я с помощью переводчика рассказала матери, как мы его раздобыли, это ее очень позабавило, она была довольна. Она сказала:
— Если ты так любишь мамбу, ча-ча-ча и румбу, тебе нужно съездить на Кубу.
Мать Хосе проводила меня до пристани, попрощалась со мной, а я села на судно, идущее на Кубу.
Куба — страна музыки и танцев.
Люди медленно идут, любуясь морем, таким прекрасным; влюбленные парочки, семейные пары или целые семьи — все они любят свою музыку, и ритм их жизни беспечен.
На дискотеке я смотрела как зачарованная на двух кубинок, танцующих необычный танец. |