Новое вдохновенное чувство заставило его забыть все остальные увлечения. Он думал о мисс Уолшингем, наматывая на болванку кретон, она стояла у него перед глазами, когда он пил чай, и заслоняла всех вокруг, и он становился молчалив, задумчив и так рассеян, что младший ученик, сосед Киппса по столу, потешался и передразнивал его, откусывая огромные куски хлеба с маслом, а Киппс даже не замечал насмешки. Он уже не пользовался прежним успехом в отделе украшений и безделушек, «пошивочная» охладела к нему, а «дамские шляпы» и знать его не хотели. Но ему было все равно. Незадолго до того Фло Бейтс ушла на другое место, в Танбридж, «поближе к дому», и между ними завязалась переписка, которая на первых порах подняла Киппса на неслыханные эпистолярные высоты, но теперь и она сошла на нет: он перестал отвечать. Вскоре он прослышал, что Фло, должно быть, обиженная его молчанием, завела флирт с одним молодым фермером, но не испытал ни боли, ни досады.

По четвергам он выковыривал и выдалбливал на кусках дерева пересекающиеся окружности и ромбы, всю ту вымученную бессмыслицу, которая в нашем сумасшедшем мире называется орнаментом, и украдкой следил за мисс Уолшингем. Поэтому окружности получались неровные, а прямоугольники — кривые, но они стали только приятнее для неискушенного взгляда; а однажды он даже порезал палец. Он с радостью порезал бы все пальцы до одного, если бы через рану могли излиться обуревавшие его смутные чувства. Но он старательно уклонялся от разговора, о котором так мечтал: боялся, что тут-то и обнаружится все его невежество.

Киппс мигом понял, что ему улыбнулось счастье. Он уронил свой инструмент и кинулся на помощь.

— Позвольте мне, — сказал он.

Но и ему не удалось растворить окно!

— О, пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала мисс Уолшингем.

— Какое ж тут беспокойство! — тяжело дыша, возразил Киппс.

Однако рама не поддавалась. Он чувствовал — на карту поставлено его мужское достоинство. Он поднатужился, и вдруг с треском лопнуло стекло, а его рука, сорвавшись, проскочила в пустоту за окном.

— Ну вот! — сказала мисс Уолшингем, и стекло со звоном упало во двор.

Киппс хотел было вытащить руку, но в запястье вонзился острый край стекла. Он обернулся, виноватый и огорченный.

— Простите великодушно, — сказал он, прочитав упрек в глазах мисс Уолшингем. — Кто его знал, что оно треснет этак. — Как будто он надеялся, что стекло треснет по-другому и гораздо удачнее.

Одаренный мальчик глядел на Киппса и весь корчился, еле удерживаясь от смеха.

— Вы порезались, — сказала одна из подружек и встала. У нее было милое лицо, усеянное веснушками, чувствовалось, что она доброжелательна и отзывчива, и слова ее прозвучали спокойно и бодро, как у заправской сестры милосердия.

Киппс опустил глаза — по руке шла длинная алая полоса, молодой человек с бородкой смотрел на него круглыми испуганными глазами.

— Да, вы порезались, — сказала мисс Уолшингем.

И Киппс посмотрел на свою руку уже с гораздо большим интересом.

— Он порезался, — сказала девица в летах. Она, видно, не знала, как следует в таких случаях поступать благовоспитанной особе. — Рана… э-э… — Слово «кровоточит» она была не в силах вымолвить и лишь беспомощно кивнула содержательнице меблированных комнат.

— Это ужасно, — прибавила она; ей и хотелось поглядеть, и она не знала, прилично ли это.

— Конечно же, он порезался, — сказала содержательница меблированных комнат, вдруг рассердившись на Киппса; а девица в летах, которая не могла снизойти до человека столь явно не аристократического происхождения, вновь принялась преспокойно резать по дереву с таким видом, словно только так сейчас и следует поступить, хотя никто, кроме нее, кажется, не был в этом уверен.