Эта девушка и раньше не была дурой и, уж, тем более Леночку нельзя было назвать инфантильной, но в её душе было столько боли и страдания, что больше всего я боялся того, как бы это не превратилось в целую кучу комплексов. Однако, не прошло и двух дней, как она совершенно изменилась и сделалась весёлой, жизнерадостной и уверенной в себе красавицей, в которой сразу же читалась ненасытная жажда знаний и новых ощущений. Когда я, тихонько выходя из комнаты бросил на неё последний взгляд, меня поразило то, каким красивым и гордым было её лицо, озарённоё улыбкой. Она улыбалась даже во сне, и это вовсе не была глуповатая улыбка наивной дурочки, или улыбка счастливой невесты, а нечто совершенно иное. Так, наверное, улыбается при виде ликующей толпы сидящая на троне королева и мне эта улыбка очень понравилась.

Не могу сказать, что влюбился в неё без памяти, это было бы явным преувеличением, но одно я в это утро мог заявить точно, мне посчастливилось найти такую возлюбленную, о которой даже и не мечтал. Нет, я, конечно, мечтал встретить магессу вроде Фелиции, Иоланты или Анны-Лизы, которая любила бы меня совершенно особым образом, так, как не умеют любить обычные женщины, но мне в это что-то слабо верилось и вот на тебе, эта девчонка ещё не стала магом, а в ней уже проснулась совершенно особая чувственность и мудрости её мог бы позавидовать даже самый старый дракон. Так что же будет тогда, когда она станет ученицей сразу двух магов? Вот уж в чём я был полностью уверен, так это в том, что она никогда не будет перекати-полем, магом-туристом. В первую очередь потому, что мечтала Леночка не только о счастье, но и о куда более возвышенных вещах и о славе, вот только она ещё не знала, чем именно она хочет прославиться. Зато я, в который уже раз прокручивая в уме всё то, что знал о своей будущей ученицы стал подумывать о некоторых вещах, ведь мне было вполне по силам направить её к славе кратчайшим путём, причём не к сиюминутной, а чуть ли не к вечной.

С такими мыслями я быстро оделся, вышел во двор, снял с джипа номерные знаки, сел за руль и завёл двигатель. Через несколько минут ко мне присоединились Кир с Ио и я, высунув в окно свою трубку, нарисовал перед капотом знак пятиминутного портала, который выводил нас на пустынную дорогу ведущую к Кабулу. На эту дорогу мы выехали в половине восьмого утра по местному времени, но по ней ещё никто не ехал ни в Кабул, ни в Кандагар. Настрой моих мыслей тотчас изменился и я, весело гикнув, поддал газа. Эта дорога мне была хорошо известна ещё с тех времён, когда я мотался по ней в Кабул и обратно, ежеминутно рискуя подорваться на мине. Не думаю, что дорога с тех пор стала безопаснее, но теперь мы ехали не на БМДешке, а на куда более совершенном транспортном средстве, колёса которого не боялись мин. Ни одна мина под нами просто не могла взорваться. Ну, а кроме того у меня на нос были нацеплены такие чудо-очки, в которых я любую мину увидел бы аж за два километра.

Чем ближе мы подъезжали к Кабулу, тем больше машин двигалось нам навстречу. Похоже, что в городе действовал комендантский час и только с наступлением утра жизнь в нём оживала. По большей части нам навстречу ехали грузовики, превращённые афганцами в настоящие произведёния искусства с помощью полированной латуни, ткани и краски. Зачастую было невозможно определить марку автомобиля, но вместе с тем в потоке машин встречались такие развалюхи, что оставалось только удивляться тому, как афганские автомеханики смогли вдохнуть в них жизнь. Иногда справа и слева от дороги нам попадались ржавые останки советских танков и прочей военной техники, подорванной духами в такие далёкие уже восьмидесятые годы, а иногда мы видели и совсем новую военную технику, двигавшуюся по шоссе в сторону Кандагара на трейлерах, в своём подавляющем большинстве американскую.