Я закрыла лицо руками и поймала себя на том, что молюсь: «Господи, сделай так, чтобы все это было сном. Пусть это окажется неправдой!»

Доктор поднялся, подошел ко мне и обнял за плечи.

— Мы будем бороться за вас, Кэтрин, — сказал он. — Будем бороться вместе!

Может быть, меня привело в себя слово «бороться». Я давно привыкла бороться за все, чего хотела добиться. Я снова вспомнила фигуру в ногах моей кровати, задернутые занавески. Кто их задернул? И почему из-под двери тянуло сквозняком? Никогда не соглашусь, что все это мне просто привиделось. Доктор почувствовал перемену в моем настроении.

— Узнаю упрямую Кэтрин, — проговорил он. — Вы не верите мне, правда?

Когда я ответила ему, мой голос прозвучал твердо:

— Я знаю, что кто-то задумал навредить мне и моему ребенку.

— Вы допускаете, что я настолько жесток, что решил сочинить эту историю про болезнь вашей матери?

Я молчала. Конечно, отлучки отца из дома нуждались в объяснении. Но откуда мог знать о них доктор? И все же… мне всегда давали понять, что матери нет в живых.

Однако если даже предположить, что моя мать действительно в Уорстуистле, нет никаких оснований считать, что поражен и мой мозг. Я всегда отличалась ровным характером и выдержкой. У меня не было ни малейших признаков истеричности. Даже теперь, когда меня преследуют все эти напасти, я, как мне казалось, умела сохранять спокойствие, что при подобных обстоятельствах далось бы далеко не каждому. Чем бы ни страдала моя мать, я не унаследовала ее душевной болезни, в этом я была уверена.

— Ну, Кэтрин! — развел руками доктор. — Я восхищаюсь вами! Вы сильны духом, значит, у меня есть основания надеяться, что мы одержим победу. Поверьте, то, что ваша мать — Кэтрин Кордер — уже семнадцать лет содержится в Уорстуистле, это правда! Вы же понимаете: если бы я не знал этого совершенно точно, я бы вам ничего не сказал. Но вы не согласны, что унаследовали хотя бы ничтожные проявления ее душевной болезни. И эта ваша убежденность должна нам помочь. Мы справимся с угрозой.

Я посмотрела ему прямо в лицо и твердо выговорила:

— Ничто не может меня убедить, что странности, которые происходят со мной с тех пор, как я живу в «Усладах», — игра моего воображения.

Он кивнул:

— Ну что ж, дорогая, значит, нам остается выяснить, чьих рук это дело. Вы кого-нибудь подозреваете?

— Я узнала, что костюмы монахов остались у многих участников представления, разыгранного пять лет тому назад. Был костюм у Люка, был у Саймона. А они оба — претенденты на владение «Усладами».

Доктор снова кивнул:

— Неужели кто-то специально старается напугать вас?

— Конечно! Я в этом не сомневаюсь!

— Кэтрин! Эти волнения утомили вас. Я советовал бы вам вернуться домой и прилечь.

Я и в самом деле почувствовала вдруг, что страшно устала.

— Да, хорошо бы сейчас оказаться дома, одной в своей комнате, обдумать все как следует.

— Я бы отвез вас в «Услады», но мне надо еще к одному пациенту.

— А я и не хочу, чтобы в «Усладах» знали, что я приходила к вам. Я пойду домой пешком… и вернусь как ни в чем не бывало, будто ничего со мной не случилось.

— И никому не скажете, что узнали от меня?

— Пока нет. Мне хочется хорошенько подумать.

— Какая вы мужественная, Кэтрин!

— А лучше бы мне быть поумней!

— Вы и так умница.