Однако пока на мою жизнь никто не покушался. Ну да, Саймон же сказал, что после гибели Габриэля моя внезапная смерть показалась бы всем подозрительной. Наконец я начала разбираться в обстановке. Мне грозила опасность, смертельная опасность, но я уже не испытывала прежнего страха. Эта опасность была ничто по сравнению с ужасом, который охватывал меня прежде, когда я подозревала, что мой рассудок поврежден и все странности, происходящие со мной, — плод больного воображения. Как ни удивительно, но нынешняя, вполне реальная опасность казалась мне значительно менее страшной, чем та, которая мне только мерещилась.

Я поймала себя на том, что смотрю на Люка, на его бледное, полускрытое светлыми волосами лицо, и не могу решить, на кого он больше похож — на ангела или на сатира. Он напоминал мне скульптуры на фронтоне «Услад». Глаза Люка, встретившись с моими, бесовски блеснули, словно он прочел мои мысли и они его позабавили.

За здоровье каждого из присутствующих пили шампанское. Настал и мой черед, все поднялись с бокалами в руках, а я гадала, кто же из пьющих за мое здоровье обдумывает в эту минуту, как погубить меня так, чтобы смерть выглядела естественной.

Когда с ужином было покончено, слуги быстро убрали со стола, и мы приготовились к приему гостей. Их съехалось больше, чем я предполагала. Первыми прибыли доктор Смит и Дамарис, и, глядя на них, я старалась представить себе, каково-то больной жене доктора мириться с тем, что муж и дочь покидают ее в такой день.

Я спросила Дамарис о самочувствии матери, но она ответила, что той «надо отдохнуть». Ей положено рано ложиться, и доктор, не делая скидки на праздники, требует неукоснительного соблюдения режима.

Вместе с викарием и его женой приехали их многочисленные домочадцы, включая женатых сыновей и замужних дочерей, а также их отпрысков. Собственно, больше гостей не было, и я, подобно Саре, подумала о других рождественских праздниках, только не о тех, которые были, а о будущих.

Танцев не устраивали. Гостей провели в гостиную на втором этаже, и беседа велась приглушенно. Конечно, в этот день все вспоминали Габриэля, ведь это из-за его безвременной кончины в «Усладах» не было традиционного веселого рождественского бала.

Улучив удобный момент, я поблагодарила Хейгар за кольцо.

— Нам обоим хотелось, чтобы оно стало вашим, — улыбнулась она.

— Но оно такое дорогое. Я должна и Саймона поблагодарить.

— А вот и он.

Саймон действительно подошел к нам.

— Я как раз благодарю вашу бабушку за великолепный подарок, — повернулась я к нему.

Саймон взял мою руку и стал рассматривать кольцо.

— У Кэтрин на руке оно выглядит намного выигрышней, чем в коробке, — сказал он.

Хейгар кивнула, а Саймон еще несколько секунд держал мою руку, склонив голову набок, и с довольной улыбкой смотрел на кольцо.

Подошла Руфь.

— Кэтрин, не лучше ли вам потихоньку уйти к себе? — спросила она. — На вашем месте я бы прилегла. Вам нельзя утомляться, этого надо всячески избегать.

В моей душе клубился целый вихрь новых противоречивых чувств, так что я и сама не прочь была уединиться и поразмыслить обо всем. К тому же я понимала, что мне не мешает полежать.

— Да, я, пожалуй, пойду, — согласилась я.

— Мы останемся здесь на завтра, — напомнила мне Хейгар. — Можем завтра утром прокатиться втроем, а может быть, и Руфь составит нам компанию.

— Вряд ли, — ответила Руфь. — Завтра будут все время наведываться гости. Это же день рождественских подарков, сами понимаете.

— Ну хорошо, посмотрим, — сказала Хейгар.