|
— Но мне так нужна ее помощь! Судя по всему, она знает, кто задумал довести до полного расстройства меня.
— Не тревожься, дорогая, — сказала миссис Смит дочери. — Придя сюда, миссис Рокуэлл поступила крайне неразумно. Но раз уж она здесь, я должна сделать все, что в моих силах.
— Ты уже сделала!
— Но она же меня не послушалась!
— В чем? — спросила я.
— Я ведь написала: уезжайте немедленно! Немедленно! Сегодня же возвращайтесь к отцу. Если вы этого не сделаете, будет поздно.
— Откуда вы знаете?
— О, я знаю много, слишком много, — слабым голосом проговорила миссис Смит.
— Ответьте мне, прошу вас! Эту записку написали вы?
Она кивнула:
— Да, я. Я знаю, вам необходимо уехать, если вы хотите, чтобы ваш ребенок родился живым.
— Почему я должна вам верить?
— А какая мне выгода предупреждать вас?
— Но вы же видите:я мучаюсь от неизвестности.
— Вижу. Вы упрямы. Вы не хотите послушаться моего совета и уехать. Вам хочется раскрыть самой тайну, которая вас окружает. Вы слишком храбры, миссис Рокуэлл!
— Расскажите, что вам известно. Я должна узнать правду.
— Мама! — ахнула Дамарис, маска сошла с ее прелестного лица, и я увидела, как она испугана.
— Вы должны сказать мне все, — настаивала я. — Вы сами понимаете, мне надо знать.
— Тогда придется повести рассказ с самого начала. Иначе вы мне не поверите. Не поймете.
— Ну, так рассказывайте!
— Это длинная история… Она тянется много лет.
— У меня есть время.
— Ошибаетесь. У вас нет ни минуты.
— Я не уйду, пока вы не скажете мне все.
— Но если мне удастся убедить вас, что вы в опасности — и вы, и ваше дитя, — даете слово, что сегодня же уедете к отцу?
— Если сочту необходимым, уеду.
— Мама! — взмолилась Дамарис. — Не надо! Не делай этого!
— Ты все еще боишься, Дамарис?
— Но ведь и ты боишься. Мы всю жизнь боимся.
— Да, — согласилась миссис Смит. — И я боюсь. Но еще больше меня страшит участь миссис Рокуэлл и… ребенка. Дамарис! Разве мы можем спокойно наблюдать все это? И не сделать попытки вмешаться? Нельзя думать только о себе. Сейчас мы должны думать о ней.
Я уже теряла всякое терпение.
— Ну, говорите же! — потребовала я. — Скорее!
И все-таки миссис Смит медлила. Наконец, взяв себя в руки, словно решившись на отчаянный шаг, начала:
— Я вышла замуж против воли своих родителей. Не думайте, что это не имеет отношения к вашей истории. Я пытаюсь объяснить вам все обстоятельства.
— Да-да, я слушаю! — воскликнула я. Миссис Смит теребила плед, лежавший у нее на коленях.
— У меня было небольшое состояние. Как вы знаете, когда женщина выходит замуж, ее деньги переходят к супругу. А моему жениху деньги были очень нужны, потому он на мне и женился. Я преклонялась перед ним. Он был предан своему делу, и мне хотелось стать его помощницей. Его пациенты молились на него, ради них он не щадил сил. Но понимаете ли, он был одним для своих друзей и больных — заботливым, самоотверженным, обаятельным — и совсем другим дома. Словно в нем уживались два разных человека. Ему нравилось играть роль. Но не мог же он играть всегда, да мы этого от него и не ждали, правда, Дамарис?
— Не надо, — пробормотала в ответ Дамарис, — не говори ничего. |