— А эту часть я оставила для вас, — объяснила она и в этот момент напомнила мне ясновидящую, для которой тайны будущего, недоступные для нас, простых смертных, скрыты лишь за полупрозрачной завесой.
Видя, что я молчу, она подошла ко мне вплотную и крепко взяла за руку. Сквозь рукав платья я чувствовала, какие горячие у нее пальцы.
— Никак не могу закончить, — пожаловалась она, — не могу, потому что не знаю, куда поместить вас, вот в чем дело.
Она снова повернула полотно лицом к себе, так что мне ничего не стало видно, и прижала к груди.
— Вы не знаете. И я не знаю. А вот монах, он знает! — Она вздохнула. — Да, милая Кэтрин, придется подождать. Какая досада! Ведь я не могу начать другую вышивку, пока эту не закончу.
Она подошла к шкафу и спрятала полотно. Потом вернулась и заглянула мне в лицо.
— Вы неважно выглядите, — сказала она. — Лучше присядьте. С вами все будет в порядке, верно? Бедная Клэр! Знаете, она ведь умерла. Ее погубил Габриэль, так можно сказать — его рождение.
Я все еще находилась под впечатлением ее вышивки и рассеянно ответила:
— У нее ведь было слабое сердце. А я крепкая и совершенно здорова.
Тетя Сара наклонила голову к плечу и оценивающе оглядела меня.
— Может, поэтому мы с вами и подружились… — начала она.
— Почему, тетя Сара?
— Правда же, мы друзья? Я это сразу почувствовала. Стоило вам появиться у нас, я сразу сказала: «Кэтрин мне нравится. Она меня понимает», а они, наверное, решили, раз это так…
— Тетушка Сара! Ради бога, о чем вы? Почему мы с вами лучше понимаем друг друга?
— Они вечно твердят, что я впала в детство.
В душу мою закрался леденящий страх.
— А обо мне что они говорят?
Тетушка Сара с минуту помолчала, а потом произнесла:
— Я всегда обожала нашу галерею менестрелей.
Я сгорала от нетерпения скорее услышать, что осело в ее бедной затуманенной голове, и не сразу поняла, что она уже рассказывает мне — галерея менестрелей как-то связана с рассуждениями на мой счет.
— Значит, вы были на галерее менестрелей, — быстро проговорила я, — и слышали чей-то разговор.
Тетушка Сара кивнула, ее глаза расширились, и она оглянулась через плечо, словно ожидая увидеть кого-то за своей спиной.
— Вы услышали, что говорят обо мне?
Она кивнула, но потом замотала головой:
— Боюсь, в этом году рождественские украшения у нас пышными не будут. Из-за Габриэля. Разве что немного остролиста.
Меня одолела досада, но я понимала, что нельзя вспугнуть ее. Тетушка Сара явно что-то слышала, но боялась сказать, так как знала: этого делать нельзя. Если она почует, как мне хочется поскорее узнать ее секрет, она замкнется и ничего не расскажет. Надо было как-то выудить, что она услышала. Я не сомневалась — мне необходимо это узнать.
Взяв себя в руки, я спокойно сказала:
— Ну что ж! Ничего не поделаешь, зато в следующее Рождество…
— Следующее Рождество! Кто знает, что с нами будет к тому времени… Где мы будем? И я, и вы…
— Ну, тетя Сара, я-то с ребенком, скорее всего, буду здесь. Если у меня родится сын, от меня потребуют, чтобы я растила его в «Усладах». Правда?
— Его могут у вас забрать! А вас запереть…
Я притворилась, что не слышу ее последних слов.
— Но, тетя Сара, я не соглашусь расстаться с моим ребенком, — сказала я. — И никто не может отобрать его у меня.
— Могут, могут… если доктор велит. |