Пригнувшись, как разведчики, на рысях, мы уже проскочили кухню, когда какой-то офицер, с красной повязкой на рукаве неожиданно остановил наш очередной прорыв: «Стай-ять!» Выяснив, по какому поводу мы здесь оказались, нахмурил брови и жестко, куда-то в пространство, поверх наших голов, крикнул:
— Сержант Никишин, капитана Сергеева, из одиннадцатого, ко-мне. Бег-гом!
Трёх минут не прошло, как наш капитан и запыхавшийся Никишин встали перед майором. «Как лист перед травой…»
— Товарищ майор, капитан Сергеев по вашему приказанию…
— Отставить! — сурово прерывает майор. — Это ваши люди, товарищ капитан? — Показывает на нас.
Коротко глянув, капитан ответил:
— Так точно, товарищ майор, мои.
— Товарищ капитан! — Голос у майора внешне ровный, спокойный, как шнур электрического провода, а под оболочкой, внутри, искрится напряжением — гневный, недовольный, с нажимом на каждом слове. — Если! — я! — ещё! — раз! — увижу! — этих! — ваших «ходоков»! — болтающихся-по вагонам! — я! — буду! — вынужден! — наказать! — вас! — самым! — строгим образом! Вы меня поняли, товарищ капитан?
— Та-ак точно, товарищ майор, — чётко салютует капитан.
— Свободны, — бросает майор.
— Есть. Разрешите идти?
— Идите, — отворачивается от нас майор.
Вот-те на! И всё что ли? А как же…
— Шагом марш! — это уже команда нам. Мы, обиженные на сурового майора, подталкивая друг-друга, бредём по проходу, бормочем: «Даже не стал нас слушать!..» «Еще и на нашего капитана наорал… Солдафон!» Нам было и жаль, и неудобно перед капитаном за этот неожиданный для него нагоняй. Подвели капитана, получается. Да и майор этот еще… «я вас накажу»… «очень серьезно». Совсем сухарь, ни черта не понимает в армейской дружбе.
— Не расстраивайтесь, та-ащ капитан. Он не накажет, — подбадриваем капитана. — Он внешне такой сердитый, как наш директор школы, а на самом деле добрый. Точно. Да, товарищ капитан? — Капитану явно нравится наша щенячья наглость, и он совсем уже добродушно усмехается:
— Топайте уж… Защитнички.
Так и закончились ничем все наши попытки восстановить справедливость. Разговоры с командирами «по-мужски» и явно школьное «канюченье» ни к чему положительному не привели. Как об стенку горох! Офицеры ничего категорически менять не хотели. Ну, не хотели и всё. «Приказы нужно выполнять!» «Это вам — армия, понимаешь, не детский сад! Один хочет ехать туда, другой сюда. Ишь вы… И без разговоров, понимаешь, тут… — прикрикивают. — Всё. Крууу-гом! Марш, все, отсюда!»
Обидно всё это было слышать, прямо до слез обидно, чего уж скрывать. Но приказ, как говорится, есть приказ. Как тут спорить? Да и не поспоришь, не получается, действительно не дома. К этому надо привыкать. Говорят же — армия.
Вагоны в дороге сильно раскачивало. Литерный поезд, поезд специального назначения, с новобранцами — свежие армейские силы — спешил на Восток.
За окном навстречу нашему поезду уже четвертые сутки ярким, во всю золотистым цветом неслась осень. Непроходимые таинственные лесные чащобы, сменяя друг друга, плотной стеной подступают к поезду, к самой дороге. Иногда их густые желто-зеленые кроны, приблизившись, уходят далеко-далеко в небо над поездом. |