Волнение в салоне стало утихать, когда дорожные указатели начали показывать что-то осмысленное. Они подъезжали к Бьютифулу. Кое-кто из пассажиров упрекал соседей в том, что те подняли шум, не разобравшись. Водитель ехал дальше, привычным жестом пожимая плечами, мол, и не такое бывало. Тетка с сэндвичами чуть слышно похрапывала в своем кресле. Один Санчо никак не мог успокоиться. Он со всей очевидностью понимал, что второй кризис окажется куда более серьезным, чем первый.

Он ждал, когда проснется фея и отмечал в себе тревожные перемены. То ли прием плохой, то ли сигнал барахлит, и ты не всегда виден четко. Такой неутешительный диагноз поставила ему Голубая фея, в миру тетка с сэндвичами. Теперь он и сам начал это ощущать. С ним случались приступы затуманивания, во время которых мысли путались и наплывали одна на другую, как облака, а голова плыла, как в жару при тяжелой простуде. Он ощущал внутри какие-то пульсирующие толчки, раз за разом на короткий миг теряя способность мыслить и чувствовать. Больше всего его пугали слуховые и зрительные симптомы. Санчо смотрел на свою руку, и у него на глазах она распалась на пиксели, как картинка в испорченном телевизоре, но вскоре снова срослась в цельное изображение. Такого просто не может быть. Санчо поднял руку и потер глаза, рука работала, как обычно, что немного успокоило его. Но через несколько мгновений все повторилось. Санчо хотел попросить тетку с сэндвичами помочь ему, но она спала в своем кресле сном младенца. Он окликнул ее и, к своему ужасу, услышал, что его голос прерывается, как при трансатлантических переговорах, и фонит, как ненастроенное радио.

Он явился на свет невозможным путем, напомнил он себе: от неутолимой потребности и неукротимого желания старого дурака с поврежденным телевидением мозгом. Следовательно, он был побочным продуктом мусорной культуры, повредившей мозг многим дуракам, и старым, и молодым, а возможно, и самой Америке. Быть может, эти симптомы у человека столь необычной природы, появившегося на свет против правил, без матери, которого можно считать реальным только условно, словно он чудесным образом сошел с экрана из передачи на канале Syfy, ведут к квазиэлектронной смерти по причине обрыва сигнала.

Я слишком молод, чтобы умереть. Юношеская самонадеянность. Смерть никогда не спрашивает о возрасте тех, за кем приходит.

Санчо принял решение. Он был сотворен актом чистого воления, а значит, и сам мог унаследовать невероятную волю. Разве не так? Вот и отлично. Ведь если папаше К. удалось подчинить своей воле ангела жизни, Санчо подчинит своей воле ангела смерти. Но как это сделать?

– Я люблю ее, – произнес Санчо вслух. – Любовь найдет, как все устроить.

Эхо не знает, что оно эхо. Просто повторяет одно и то же, пока не смолкнет.

Тетка с сэндвичами проснулась, широко раскрыла глаза и затараторила.

– Второй кризис, про который я говорила, всеобщий.

– Звучит масштабно, – заметил Санчо.

– Мы все сейчас проживаем как бы две истории, – пояснила она. – Жизнь и Время. Есть наша собственная история и история, которая происходит вокруг нас. Если твой личный кризис совпадает по времени с глобальным кризисом эпохи, начинается настоящее безумие.

– Что именно вы называете безумием? – уточнил Санчо.

– Дурные Времена, – ответила она. – Самые дурные из всех, что были. Мир разваливается на части. Люди начали это видеть. Нас ждет безумная гонка, и я не знаю, как нам преодолеть ее и остаться в живых. Не уверена, что у нас получится.

– Куда я ни приду, всюду говорят о конце света, – завил Санчо. – Лично я ставлю на то, что никакого конца света не случится, как не случалось до этого.

– Я хотела тебе сказать, – тетка с сэндвичами пропустила его слова мимо ушей, – что этот глобальный кризис заставил меня изменить свое отношение к тому, к чему ты стремишься в своей жизни.