Каждый день приходится делать над собой усилие, чтобы тревога не взяла верх.
– Я была в Худиксвалле, – сказала Биргитта. – И именно ты назвал мне имя Виви Сундберг. Но думаю, не знал, что я туда съездила.
– Не скрою, для меня это сюрприз.
– Помнишь, как было дело? Я обнаружила, что состою в родстве с одной из семей, убитых в Хешёваллене. Потом выяснилось, что все убитые, в свою очередь, состоят в родстве через браки. Время у тебя есть?
– Мой автоответчик сообщает, что я ушел по делам и сегодня уже не вернусь. А поскольку дежурить не мой черед, могу сидеть тут хоть до завтра.
– До третьих петухов? Так, кажется, говорят?
– Или до Страшного суда. Ну, давай рассказывай про ужасы, какими мне не нужно заниматься.
– Ты циник?
Он наморщил лоб и шумно вздохнул:
– Ты так плохо меня знаешь? После стольких‑то лет? Обижаешь.
– Я не хотела.
– Тогда начинай. Я слушаю.
Биргитта Руслин рассказала, что произошло, поскольку Мальмберг явно был всерьез заинтересован. Слушал внимательно, время от времени вставлял вопрос, но, похоже, не сомневался в точности деталей. Когда она умолкла, он некоторое время сидел, разглядывая свои руки. Биргитта знала, что Хуго Мальмберга считают чрезвычайно компетентным полицейским. Терпение у него сочеталось с быстротой реакции, методичность – с чутьем. До нее доходили рассказы, что он один из самых востребованных преподавателей в полицейских училищах. Хотя служил он в Хельсингборге, его весьма часто привлекали к сложным расследованиям в разных частях страны.
А странно, вдруг подумалось ей, что его не подключили к расследованию хешёвалленских убийств.
Она напрямик спросила Мальмберга об этом, он улыбнулся:
– Вообще‑то они связывались со мной. Но никто словом не обмолвился, что ты была там и нашла кое‑что интересное.
– Мне кажется, они мне не симпатизировали.
– Полиция ревниво оберегает свои кормушки. Они очень хотели залучить меня туда. Но когда арестовали Вальфридссона, интерес остыл.
– Теперь его нет в живых.
– Расследование продолжается.
– И все же теперь ты знаешь, что это был не он.
– Знаю?
– Ты ведь слышал мой рассказ.
– Странные события, прелюбопытные факты. Их непременно надо как следует изучить. Но главный след, то бишь Вальфридссон, не стал хуже оттого, что он покончил с собой.
– Это был не он. Случившееся в ночь с двенадцатого на тринадцатое января гораздо масштабнее того, что способен натворить человек с несколькими судимостями за побои и давним убийством.
– Возможно, ты права. А возможно, и нет. Ведь снова и снова подтверждается старая истина, что самая крупная рыба плавает в самых тихих заводях. Угонщик велосипедов начинает грабить банки, драчун становится профессиональным киллером, который за деньги убьет кого угодно. Когда‑то и в Швеции должно было случиться так, что человек, в пьяном виде совершавший убийства и до полусмерти избивавший людей, вконец озвереет и пойдет на такое вот страшное преступление.
– Но мотива‑то нет?
– Прокурор говорит о мести.
– За что? Месть целой деревне? Абсурд.
– Если преступление само по себе абсурдно, мотив тоже может быть абсурдным.
– Я все‑таки считаю, что Вальфридссон был ложным следом.
– И остается таковым. Я же сказал, расследование продолжается, хоть он и покончил с собой. Позволь задать тебе один вопрос. Твоя идея насчет китайца намного правдоподобнее? Господи, ну как связать крошечную северную деревушку с китайским мотивом?
– Не знаю.
– Подождем, там будет видно. |