По всей вероятности, он принадлежит к той немногочисленной группе людей, которых должно считать опасными для окружающих. Поэтому полиция и прокурор решили, что взяли того, кого надо.
– Но вы полагаете, что это не так?
– Я немного потолковал с теми, кто его знал. Он мечтал прославиться. Говорят, внушал всем, будто он шпион и тайный сын короля. Признание могло сделать его знаменитым. Не понимаю только одного: почему он так поспешно закончил свой спектакль? Для меня история на этом месте разваливается.
– Значит, по‑вашему, это был не он.
– Время покажет. Но вы понимаете ход моих мыслей. И мне интересны ваши собственные выводы. Они совпадают с моими?
– Я вникала в это дело не больше других. И полагаю, вам понятно, что я давно устала от ваших разговоров.
Ларс Эмануэльссон пропустил ее слова мимо ушей:
– Расскажите про дневники. Они как‑то связаны с этой историей?
– Больше не звоните.
Она положила трубку. Телефон немедля зазвонил опять. Она не ответила. Пять минут тишины – и она набрала номер полицейского управления Худиксвалля. В конце концов дозвонилась до коммутатора. В трубке послышался знакомый голос телефонистки. Раздраженный и усталый. Виви Сундберг на месте нет. Биргитта Руслин оставила свой номер и указала фамилию.
– Обещать ничего не могу, – сказала девушка. – Тут нынче сущее светопреставление.
– Понимаю. Попросите Виви Сундберг перезвонить, когда найдется время.
– Это важно?
– Виви Сундберг знает, кто я. Этого достаточно в ответ на ваш вопрос.
Виви Сундберг позвонила на следующий день. В новостях преобладал скандал в худиксвалльском СИЗО. Министр юстиции подчеркнуто обещал расследовать случившееся и потребовать ответа. Тобиас Людвиг оправдывался как мог на встречах с журналистами и перед телекамерами. Но все были согласны в одном: случилось именно то, что не должно было случиться.
Голос Виви в трубке звучал устало. Биргитта решила не задавать вопросов о новой ситуации, после самоубийства. Вместо этого рассказала о красной ленточке и изложила соображения, записанные на полях составленной сводки.
Виви Сундберг слушала не перебивая. Биргитта улавливала голоса рядом с нею и не завидовала напряженной атмосфере, царившей в управлении.
Под конец Биргитта спросила, горел ли свет в тех комнатах, где нашли убитых.
– Вообще‑то вы правы, – отозвалась Виви Сундберг. – Мы тоже думали об этом. Свет горел. Во всех комнатах, кроме одной.
– Где лежал убитый мальчик?
– Верно.
– У вас есть объяснение?
– Вы же понимаете, это не телефонный разговор.
– Конечно. Прошу прощения.
– Не стоит. Но я хочу попросить вас кое о чем. Запишите свои соображения касательно событий в Хешёваллене. Красной ленточкой я займусь сама. Я имею в виду все остальное. Запишите и перешлите мне.
– Преступление совершил не Ларс Эрик Вальфридссон, – сказала Биргитта.
Слова произнеслись сами собой. Она была ошарашена не меньше, чем Виви Сундберг.
– Пришлите свои соображения, – повторила Виви. – Спасибо за звонок.
– А дневники?
– Лучше всего переправить их нам прямо сейчас.
Закончив разговор, Биргитта испытала облегчение. Все ж таки ее усилия имели смысл. Теперь можно отодвинуть от себя это дело. В лучшем случае полиция когда‑нибудь выследит убийцу, одного ли, нескольких ли. Она не удивится, если окажется, что здесь был замешан китаец.
На другой день Биргитта пошла к врачу. Погода была по‑зимнему холодная, с Эресунна налетал шквалистый ветер. Она сгорала от нетерпения выйти на работу.
После нескольких минут ожидания в приемной настал ее черед. |