Виви встала, прошла в комнату, где супруги Ханссон шептались, сидя на диване. При ее появлении оба умолкли.
– Вы говорили, детей в деревне нет. Это верно?
Оба кивнули.
– И вы не видели здесь детей в последние дни?
– Иной раз дети, приезжающие в гости, привозят своих детей. Но такое случается редко.
Виви Сундберг помедлила, но все‑таки продолжила:
– К сожалению, среди убитых есть мальчик.
Она указала на один из домов. Женщина смотрела на нее во все глаза.
– Тоже убит?
– Да. Если вы все написали правильно, то найден он в доме Ханса‑Эверта и Эльсы Андерссон. Вы уверены, что не знаете, кто он?
Супруги переглянулись, покачали головой. Виви Сундберг встала и опять вышла на кухню. Девятнадцатая жертва безымянна. Он исключение, думала она. Он, двое в этом доме да слабоумная Юлия, которая вообще не ведает о катастрофе. Остальных восемнадцати человек, улегшихся с вечера в свои постели, теперь нет в живых. И мальчик. Только он сюда как‑то не вписывается.
Она сложила листок, спрятала его в карман и вышла на улицу. С неба падали редкие снежинки. Глубокая тишина вокруг. Лишь изредка звуки голосов, хлопок двери, лязг каких‑то инструментов. Подошел Эрик Худден. Очень бледный. Все были бледные.
– Где медик? – спросила Виви Сундберг.
– Возле ноги.
– Как она?
– В шоке. Сперва бросилась в туалет. Потом заплакала. Но скоро подъедут еще эксперты. С журналистами‑то что будем делать?
– Я поговорю с ними.
Она достала из кармана список.
– Мальчик без имени. Надо выяснить, кто он. Сделай копии списка. Но не раздавай.
– В голове не укладывается, – вздохнул Эрик Худден. – Восемнадцать человек.
– Девятнадцать. Мальчик там не указан.
Она вынула из кармана ручку и подписала внизу: «Неизвестный мальчик».
Потом замерзшие недоумевающие журналисты полукругом собрались возле нее на дороге.
– Я дам вам короткую информацию, – начала она. – Вы можете задать вопросы, только ответов у нас пока нет. Позднее, сегодня же, состоится пресс‑конференция. Примерно в восемнадцать часов. Единственное, что я могу сообщить: сегодня ночью здесь произошло несколько очень тяжких преступлений. Это все.
Молодая веснушчатая девица подняла руку:
– Наверно, вы могли бы сказать и побольше? Мы сами догадались, что случилось что‑то серьезное, раз вы закрыли доступ в деревню.
Виви Сундберг девушка была не знакома. Но на ее куртке красовалось название крупной общенациональной газеты.
– Можете спрашивать сколько угодно. Однако в силу тайны следствия я пока больше ничего сказать не могу.
Один из телевизионщиков подсунул Виви микрофон. Этого она знала, видела уже не раз.
– Будьте добры, повторите последнюю фразу!
Она выполнила просьбу, но когда он открыл рот, собираясь задать следующий вопрос, отвернулась и пошла прочь. Внезапно накатила дурнота. Отойдя в сторону, она несколько раз глубоко вздохнула и вернулась на дорогу, только когда дурнота отступила.
В первые годы полицейской службы она как‑то раз упала в обморок, когда они с коллегой, зайдя в дом, обнаружили самоубийцу в петле. И ей вовсе не улыбалось повторение инцидента.
Женщина, сидевшая на корточках возле ноги, при появлении Виви встала. От мощной лампы в палатке было очень тепло. Виви Сундберг приветственно кивнула и представилась. Валентина Миир говорила с сильным акцентом, было ей лет сорок.
– Что скажете?
– В жизни не видела ничего подобного, – ответила Валентина. – С отрезанными или отрубленными конечностями иной раз сталкиваешься. Но это…
– Кто ел эту ногу?
– Скорее всего, понятно, какое‑то животное. |