– …что тот, кто это сделал, каким‑то образом, по какой‑то причине метил в людей с такими фамилиями, – докончил Эрик Худден.

– Сделай мысленно следующий шаг! Деревня маленькая. Подвижность обитателей невелика. Скорее всего, эти семьи роднились между собой. Я не говорю, что в брак вступали близкие родственники. Просто есть причины полагать, что речь идет не о трех семействах, а, скажем, о двух. А это может означать, что мы поняли, почему семья Ханссон и Юлия Хольмгрен остались в живых.

Виви Сундберг умолкла, ожидая, что скажет коллега. Она не считала Эрика особенно умным, но ценила его способность чутьем доискиваться до правильных выводов.

– Если так, то преступник очень хорошо знал этих людей. Кто же он?

– Может, родич? А может, просто псих.

– Родич‑псих? Почему он устраивает такое?

– Мы не знаем. Я только пытаюсь понять, почему не все в деревне убиты.

– Как ты объясняешь отсеченную и унесенную прочь ногу?

– Пока никак. Но мне для начала необходима хоть малюсенькая зацепка. Смутная моя идея и красная шелковая ленточка – больше у нас ничего нет.

– Надеюсь, ты понимаешь, что нас ждет?

– Атака СМИ?

Эрик Худден кивнул.

– Это дело Тобиаса.

– Он подставит тебя.

– А я тебя.

– Ни за что, черт побери!

Оба встали.

– Ты вот что: поезжай в город. Тобиас должен выделить сотрудников на поиски родственников. Проследи, чтобы этим вправду занялись. И поищи связь между тремя семействами. Но пока пусть все останется между нами.

Эрик Худден вышел. Виви Сундберг налила стакан воды из‑под крана. Интересно, много ли смысла в моей идее? – думала она. В данный момент не меньше, чем в любой другой.

Около половины шестого в тот же день несколько сотрудников собрались в кабинете Тобиаса Людвига, решая, что сказать на пресс‑конференции. Поименный список убитых оглашать незачем. Но число жертв назвать придется, а равно сообщить, что зацепок полиция покуда не имеет. Стало быть, как никогда важно получить информацию от общественности, коль скоро кто‑либо такой информацией располагает.

Тобиас Людвиг откроет пресс‑конференцию, а затем даст слово Виви Сундберг.

Прежде чем отправиться в зал, битком набитый журналистами, она заперлась в туалете. Посмотрела на свое отражение в зеркале. Если бы я могла проснуться, подумала она. И все это оказалось бы сном.

В коридоре она несколько раз с силой стукнула кулаком по стене и вошла в конференц‑зал, где было полно народу и слишком жарко. Поднялась на небольшое возвышение, села рядом с Тобиасом Людвигом.

Он взглянул на нее. Виви кивнула: дескать, можно начинать.

Судья

5

Ночной мотылек выпорхнул из темноты, беспокойно замельтешил возле настольной лампы. Биргитта Руслин отложила ручку и откинулась на спинку кресла, наблюдая за тщетными попытками мотылька пробиться сквозь фарфоровый абажур. Шорох крылышек напомнил ей какой‑то звук из детства, правда неясно какой.

В минуты усталости ее память всегда была особенно чуткой, вот как сейчас. Таким же образом во сне, откуда ни возьмись, могли всплыть давно забытые образы.