Она спросила, как он поживает и не найдет ли времени встретиться с ней.

– У тебя какое‑то дело?

– Да нет. Во всяком случае, к нам это не имеет касательства. Найдешь время?

– Полицейский, который относится к своей работе всерьез и говорит, что у него есть время, врет. Когда хочешь зайти?

– Пройдусь пешком. Через час удобно?

– Конечно. Жду.

Когда Биргитта Руслин вошла в кабинет с опрятным письменным столом, Хуго Мальмберг разговаривал по телефону. Речь шла о нанесении тяжких телесных повреждений, случившемся накануне. Со временем это дело вполне может оказаться у меня на столе, подумала она. Когда я подкоплю железа, приведу в порядок давление и вернусь на работу.

Хуго Мальмберг закончил разговор и с улыбкой обратился к ней:

– Кофе будешь?

– Да нет, лучше не надо.

– Как это понимать?

– У вас в управлении такой же скверный кофе, как у нас в суде.

Он встал.

– Идем в комнату для совещаний. Тут телефон трезвонит не переставая. Такое у меня ощущение, как и у всех шведских полицейских: будто только один я и работаю.

Они сели за овальный стол, заставленный пустыми кофейными стаканчиками и бутылками из‑под воды. Мальмберг неодобрительно покачал головой:

– Не убирает народ за собой. Проведут совещание и уйдут, а весь мусор оставят. Так о чем ты хотела поговорить? Передумала насчет бриджа?

Биргитта Руслин рассказала ему о своем открытии, о том, что, возможно, между нею и массовым убийством существует некая смутная связь.

– Мне любопытно, – закончила она. – Из сообщений газет и теленовостей ясно только, что убито множество людей, а следов у полиции нет.

– Откровенно говоря, я рад, что служу не в тех краях. Им сейчас туго приходится. В жизни не слыхал ничего подобного. По‑своему не меньшая сенсация, чем убийство Пальме.

– Тебе известно что‑нибудь, чего нет в газетах?

– В этой стране не найдется ни одного полицейского, который бы не думал о случившемся. В коридорах только об этом и говорят. У каждого своя версия. Не верь, что полицейские рациональны и лишены фантазии. Это миф. Мы немедля начинаем строить домыслы.

– И что думаешь ты?

Он пожал плечами, помолчал и ответил:

– Я знаю не больше твоего. Убитых много, жестокость чудовищная. Но ничего не украдено, если я правильно понял. Скорее всего, действовал душевнобольной. А о причинах безумия можно лишь гадать. Думаю, тамошняя полиция ищет среди известных преступников с психическими нарушениями. Наверняка уже связались и с Интерполом, и с Европолом – может, след обнаружится там. Однако на это требуется время. Больше я ничего не знаю.

– У тебя по всей стране знакомые полицейские. В Хельсингланде, наверно, тоже есть связи? Кто‑нибудь, кому можно позвонить?

– Я знаком с их начальником, – сказал Мальмберг. – Людвиг его фамилия. Он мне не очень‑то нравится, если честно. Ты ведь знаешь, я не доверяю полицейским, которые никогда не нюхали обычной полицейской работы. Но позвонить и навести справки могу.

– Обещаю не беспокоить их без нужды. Просто хочу выяснить, нет ли среди убитых приемных родителей моей матери. Или их детей. Может, я вообще ошиблась.

– Веская причина для звонка. Я посмотрю, что можно сделать. А сейчас прошу прощения. Меня ждет неприятный допрос мерзкого преступника.

Вечером она рассказала о случившемся Стаффану. Он сразу же согласился, что врач совершенно прав, и предложил ей съездить на юг. Ему вроде бы и неинтересно, она почувствовала раздражение. Но промолчала.

На другой день, перед самым обедом, когда Биргитта сидела за компьютером и просматривала предложения турфирм, зазвонил телефон.