Дверь лифта закрылась. Поднявшись на свой этаж, Биргитта снова отправила лифт вниз. Он ждал на том же месте. Они сели. Ларс Эмануэльссон закурил сигарету.

– Здесь не курят.

– Скажите еще что‑нибудь, на что мне наплевать. – На столе стоял цветочный горшок, который он использовал как пепельницу. – Всегда стоит поискать, о чем полиция умалчивает. В том, что они скрывают, можно найти ответ на вопрос, каков ход их мыслей, в каком направлении они рассчитывают найти преступника. Среди убитых был двенадцатилетний мальчик. Известно, кто его родичи и что он делал в деревне. Но от общественности это скрывают.

– Откуда вы знаете?

– Секрет фирмы. В расследованиях всегда есть щелочка, сквозь которую просачивается информация. Надо только найти ее, приложить ухо и послушать.

– Кто этот мальчик?

– Пока что неизвестный знаменатель. Я знаю его имя, но вам не скажу. Он гостил у родных. Вообще‑то ему полагалось ходить в школу, но после операции на глазах он на время получил освобождение от занятий. Бедняга страдал косоглазием. Глаз поставили на место, починили, можно сказать. И тут его убивают. Как и стариков, у которых он жил. Только чуток иначе.

– В чем разница?

Ларс Эмануэльссон откинулся на спинку стула. Живот свесился над брючным ремнем. Ужасно противный, подумала Биргитта Руслин. Он это знает, но ему плевать.

– Теперь ваша очередь. Виви Сундберг, книжки и письма.

– Я дальняя родственница кой‑кого из убитых. И передала Сундберг материалы, о которых она просила.

Он, прищурясь, смотрел на нее:

– Прикажете поверить?

– Дело хозяйское.

– Что за книжки? Какие письма?

– Речь идет о выяснении семейных обстоятельств.

– Какая семья?

– Брита и Август Андрен.

Он задумчиво кивнул, неожиданно энергично затушил сигарету.

– Дом номер два или семь. Полиция все дома закодировала. Дом номер два у них «два дробь три». Что означает: там найдено трое убитых. – Продолжая смотреть на нее, он извлек из мятой пачки недокуренную сигарету. – Но это не объясняет, почему вы разговаривали так холодно, а?

– Она спешила. А в чем разница с мальчиком?

– Мне не удалось выяснить до конца. Должен признать, что и худиксвалльская полиция, и те, что приехали из Стокгольма, крепко держат язык за зубами. Но, насколько мне известно, с мальчиком обошлись без непомерной жестокости.

– Как это понимать?

– А так и понимать, что убили его, не причиняя лишних страданий, пыток и страха. Отсюда, разумеется, можно сделать разные выводы, одни заманчивее и наверняка ошибочнее других. Но это я предоставлю вам самой. Если вам интересно. – Он затушил сигарету в горшке и встал. – Пойду кружить дальше. Возможно, мы еще встретимся? Как знать?

Она провожала его взглядом, пока он не исчез за дверью. Девушка‑портье мимоходом приостановилась, учуяв дым.

– Это не я, – сказала Биргитта Руслин. – Свою последнюю сигарету я выкурила в тридцать два года, примерно когда вы родились.

Она поднялась в номер, хотела собрать вещи. Но остановилась у окна, глядя на упорного папашу с санками и детьми. Что, собственно, сказал этот неприятный человек? И вправду ли он такой неприятный, как она себе твердит? Он ведь просто делает свою работу. А она не особенно шла ему навстречу. Если бы держалась иначе, может, и он бы рассказал больше.

Биргитта села к письменному столу, начала записывать. Как всегда, с пером в руке мысли прояснялись. Про убитого мальчика она нигде не читала. Это была единственная молодая жертва, если, конечно, нет других, о которых общественность знать не знает.