После нескольких недель интенсивной подготовки они покинули Кантон, двинулись вдоль побережья, а затем вверх по реке Миньцзян к городу Белых Пагод, Фучжоу. Заботами Хамберга они получили рекомендательное письмо к самому важному городскому мандарину, который ранее благосклонно относился к христианским миссионерам. К своему удивлению, Сань увидел, как Эльгстранд и Лудин без колебаний пали ниц перед мандарином, уткнувшись лбом в пол. Чиновник позволил им действовать в городе, а после некоторых поисков они сумели купить недвижимость, подходящую для их целей, – обнесенную забором усадьбу с большим количеством построек.

В тот день, когда въехали в усадьбу, Эльгстранд и Лудин пали на колени и благословили это место, которое станет их будущим. Сань тоже стал на колени. Но благословений не произносил. Думал, что не отыскал пока, где похоронить кости Го Сы.

Прошло несколько месяцев, прежде чем он нашел место у реки, где вечернее солнце озаряло деревья, медленно погружая землю в сумрак. Сань приходил туда не раз и, сидя возле камня, испытывал великий покой. У подножия склона медленно несла свои воды река. Даже сейчас, осенью, у самого берега цвели цветы.

Здесь он сможет сидеть и беседовать с братьями. Здесь они будут подле него. Все вместе. Граница меж мертвыми и живыми сотрется.

Рано утром, никем не замеченный, он спустился к реке, выкопал глубокую яму и похоронил стопу Го Сы и палец Лю. Старательно засыпал яму землей, уничтожил ее следы и положил сверху камень, привезенный из долгого странствия через пустыни Америки.

Надо бы прочесть какую‑нибудь молитву, перенятую у миссионеров. Но поскольку У, тоже как бы находившийся здесь, не знал Бога, к которому обращались такие молитвы, Сань просто назвал братьев по именам. Наделил их дух крыльями и отпустил на волю.

Эльгстранд и Лудин развили поразительно бурную деятельность. Сань проникался все большим уважением к их упорной способности сметать все препятствия и убеждать людей помочь им в создании миссии. Конечно, у них и деньги имелись. Такова была предпосылка работы. Эльгстранд договорился с английской компанией, чьи суда регулярно заходили в Фучжоу, прихватывать и денежные переводы из Швеции. Сань удивлялся, что миссионеры вроде бы совсем не опасаются воров, которые, не задумываясь, убьют их, чтобы завладеть их достоянием. Ночью Эльгстранд хранил деньги и векселя под подушкой. А когда его или Лудина поблизости не было, за все отвечал Сань.

Однажды Сань украдкой пересчитал деньги в небольшой кожаной сумке. И поразился, как их много. На секунду он едва не поддался соблазну забрать деньги и сбежать. С такой суммой можно податься в Пекин и жить себе припеваючи на проценты.

Соблазн исчез, как только он подумал о Го Сы и о заботе, какой окружали его миссионеры в последние дни перед кончиной.

Сань и без того жил так, как ему прежде и во сне присниться не могло. У него была комната с кроватью, чистая одежда, хорошая еда в достатке. С самой нижней ступеньки он шагнул наверх, и теперь все слуги в доме находились под его началом. Он был строг и решителен, но совершившего оплошность никогда не наказывал рукоприкладством.

Уже через несколько недель по прибытии Эльгстранд и Лудин распахнули двери своего дома, приглашая всех любопытствующих послушать, что проповедуют чужие белые люди. Во дворе возникла прямо‑таки давка. Сань, державшийся на заднем плане, слышал, как Эльгстранд на своем плохоньком китайском рассказывал о странном Боге, позволившем распять своего сына на кресте. Лудин расхаживал среди народа, раздавал картинки, которые собравшиеся передавали из рук в руки.

Когда Эльгстранд замолчал, все поспешно разошлись. Однако на другой день все повторилось, одни вернулись, а других привели с собой. Горожане заговорили о диковинных белых людях, поселившихся среди них. Труднее всего китайцам было понять, что Эльгстранд и Лудин никакими деловыми операциями не занимались. Не имели ни товаров на продажу, ничего не покупали.