– Положитесь на меня. – Голландец обратился к шкиперу: – Макбрайд, когда мы приблизимся к ним, прошу вас пришвартоваться, чтобы чиновник мог подняться на борт. Еще будьте любезны, поставьте на палубу стол, два стула и на стол два бокала. Всем молчать, просто вежливо слушать, даже если вы понятия не имеете, что он говорит. Остальное беру на себя.
Трейдер наблюдал за приближением военной джонки. Высокие деревянные борта, безусловно, производили впечатление. Мачты казались огромными, как и паруса из бамбуковых циновок. Массивная корма раскрашена под китайскую маску. По обе стороны от носа корабля были нарисованы пристально смотревшие глаза. На загроможденной всяким хламом палубе пушки бросались в глаза.
На борт поднялся один единственный чиновник мандарин. Он прибыл в крошечной лодке, в которой сидел с невозмутимым видом. Это был человек средних лет, с длинными висячими усами, в небольшой черной шапочке. Поверх вышитого халата была надета куртка длиной три четверти, на груди красовался большой квадрат с обозначением ранга. Поднявшись на борт, он спокойно огляделся. Очевидно, китаец не боялся, что западные варвары применят к нему насилие. Чиновник вытащил какой то свиток и начал зачитывать. Документ был написан на официальном мандаринском диалекте, который на слух странным образом напомнил Трейдеру птичьи трели.
– Что он говорит? – шепотом спросил Трейдер у Ван Бускерка.
– Что император печется о здоровье и безопасности своих подданных, а потому категорически запрещает продажу опиума. Если у нас на борту есть опиум, то его незамедлительно конфискуют и уничтожат.
– Ну вот и все, – поморщился Джон Трейдер.
– Терпение, – пробормотал голландец.
Когда мандарин закончил зачитывать высочайший указ, Ван Бускерк выступил вперед и низко поклонился. Указав на накрытый стол, он вежливо осведомился у китайца, не хочет ли тот присесть и немного побеседовать. Когда они сели, голландец вынул из за пазухи серебряную фляжку и наполнил стоявшие перед ними бокалы темно коричневой жидкостью.
– Мадера, джентльмены, – обратился он к зрителям. – Всегда вожу с собой.
Он церемонно чокнулся с китайцем, и некоторое время двое мужчин цедили напиток и вежливо о чем то беседовали. В какой то момент, как заметил Трейдер, миссионер выглядел обеспокоенным и, казалось, внимательно расспрашивал мандарина. Затем он жестом подозвал Трейдера.
– Господин Трейдер, мне придется попросить тысячу серебряных монет из вашего сейфа, – мягко распорядился он. – Макбрайд возместит вам свою долю позже.
– Позвольте поинтересоваться зачем…
– Просто принесите деньги, – велел голландец. – В мешке.
Через пару минут, передав мешок с серебром, Трейдер наблюдал, как голландец со всей почтительностью вручил его чиновнику. Тот взял подношение и, не пересчитывая, дабы не проявить неуважения, поднялся, чтобы уйти.
Только когда чиновник уже отплыл, Трейдер спросил:
– Вы только что подкупили правительственного чиновника?
– Это была не взятка, – ответил голландец, – а подарок.
– Что вы ему сказали?
– Правду, разумеется. Я объяснил, что, если он спросит вас, капитана или даже Рида, припрятан ли в трюме опиум, я полностью уверен, что вы скажете «нет». Он был достаточно вежлив, чтобы согласиться, что в этом случае вашего слова будет достаточно. Затем я сделал ему небольшой подарок. Он мог бы просить большего, но не стал.
– Тысяча серебряных монет – это мало?!
– Вы очень легко отделались. Желаете, чтобы я вернул его и мы обсудили бы произошедшее?
– Определенно, нет.
– Тогда мы можем плыть дальше. – Ван Бускерк кивнул Макбрайду, давая понять, что путь свободен.
– Вот и вся хваленая китайская нравственность, – скривился Трейдер. |