– Это случилось прошлым вечером, – объяснил Талли. – Этот новый чинуша Линь созвал всех торговцев хонгов. Заявил им в лицо, что они преступники и предатели. Затем сказал, что торговцы из факторий должны сдать весь имеющийся опиум, а хонги должны это организовать – они несут ответственность за всю зарубежную торговлю, понимаете ли, – и добавил, что, если они ослушаются, он начнет их казнить. Дал три дня. А пока никому из нас не разрешается покидать Кантон.

– И когда он говорит про весь наш опиум…

– То не ограничивается тем небольшим количеством, которое имеется у нас в факториях. Он имеет в виду весь объем, который мы храним на складах ниже по реке и в заливе, а также грузы на судах, которые все еще прибывают. Он имеет в виду все, что у нас есть. Это огромное количество!

– И тот опиум, который я купил и за который заплатил?

– Разумеется. – Талли сочувственно покивал. – Должен признать, испытание тяжелое. Но когда вы вложились в партнерство, этот ваш вклад тут же превратился в деньги Одстоков, как вы понимаете. – Он просиял. – Конечно, вы будете получать десять процентов от будущей прибыли.

– От какой прибыли? – с горечью спросил Трейдер, и Талли промолчал. – То есть я потерял свои вложения?

– Я бы так не сказал, – ответил Талли. – Осмелюсь предположить, что все уладится.

– Мы сдадим опиум?

– По этому поводу будет собрание. Послезавтра. Вы тоже будете участвовать, разумеется, – добавил Талли, словно это все решало.

В ту ночь Джон Трейдер почти не спал. В квартире Одстоков, на территории Британской фактории, имелись две небольшие спальни: спальня Талли выходила окнами в переулок, а в комнате, где разместили Джона, окон не было. В полночь, лежа в этой душной коробке и слушая храп Талли через стену, Джон протянул руку к медной масляной лампе, все еще слабо горевшей, и повернул вверх фитиль. Затем, взяв листок бумаги, Джон уставился на написанное. Не то чтобы ему это было нужно. Он знал все цифры наизусть.

Общий объем инвестиций. Долг. Причитающиеся проценты. Наличные на руках. Тупо глядя на числа, он еще раз все пересчитал. При скромных расходах он сможет выплатить проценты по своему долгу и прожить год, но не более того. В лучшем случае пятнадцать месяцев.

Братья Одсток не знали об этом долге. Трейдер использовал дополнительные вложения, чтобы договориться о более выгодной сделке в рамках партнерства. При нормальных обстоятельствах это и была бы выгодная сделка. Но сейчас? Ему грозило банкротство.

Зачем он это сделал? Разумеется, чтобы завоевать Агнес. Чтобы быстро разбогатеть. Чтобы доказать ее отцу, что по прошествии некоторого времени он сможет сделать Агнес хозяйкой поместья в Шотландии. Джон знал, что ему это по силам. Ее лицо возникло перед мысленным взором Трейдера. Да. Это возможно. И не только это. Судьба. У него возникла уверенность, которую он не мог объяснить. Так суждено.

Вот почему он оставил безопасную и заурядную Калькутту и пошел ва банк в Китае, выбрав открытое море, штормы и острые скалы, а в случае неудачи даже смерть, если понадобится, как и многие тысячи авантюристов до него. Он должен был так поступить. Такова его природа. Даже сейчас, на грани разорения, внутренний голос подсказывал: если бы ему дали шанс, он снова поступил бы так же.

Но он глядел на мрачные цифры посреди ночи, и его не покидал страх, а потом он все таки заснул, но спал урывками в темной клетушке, пока за стеной не зашевелился Талли Одсток, возвещая наступление утра.

– Пора вас со всеми познакомить, – сказал Талли, когда они вышли после завтрака.

Голос его звучал бодро, словно бы никаких поводов для волнений не было.

Джон все еще не понимал, что за человек Талли. Он считал, что Талли – такой же солидный прожженный торговец, как и его брат.