И все же я часто думал о Линфэй. Была ли она моей сестрой? Что с ней произошло? Похоже, этого никто не знал, а если и знал, то не желал мне говорить. Я искал ее на базарах, как искал Первую сестру. Я искал ее в публичных домах Веселого квартала.

Теперь, когда на престол взошел новый Сын Неба, жизнь во дворце изменилась, но во многом осталась прежней. Теперь в гареме появился призрак. Это был разгневанный призрак человека, умершего мучительной смертью, которого похоронили без специальных ритуалов, чтобы обеспечить покой его облачной душе.

Однажды, через несколько месяцев после возвращения во дворец, мне принесли сверток. Я узнал ткань: это был кусок платья Линфэй, которое она часто надевала за работой, и в него были завернуты несколько страниц, написанных моей рукой. Последняя работа, выполненная мною для Линфэй. Евнух, который принес сверток, пояснил, что сделать это его попросил незнакомец. Он не знал его имени. Мне оставалось только гадать, что все это могло значить.

В ту ночь мне приснился тревожный сон. Я видел Линфэй.

— Ты помнишь меня, Ди-Ди? — спросила она, а затем поведала свою историю.

— Ань Лушань забрал меня в качестве военного трофея, — говорила она со слезами на глазах. — Он был ужасным человеком, совсем не таким утонченным, как император. Он не любил ни музыки, ни танцев, и я была ему безразлична. Пока я была в его руках, он тяжело заболел. Все его тело покрылось болезненными волдырями. Он умер в муках. Один из его приближенных обвинил меня в смерти Ань Лушаня, уверяя, что я отравила его.

— Однажды ночью меня вытащил из постели и задушил тот самый человек, что обвинил меня в колдовстве. Он похоронил меня под большим деревом в императорском парке, в саду, где цветут пионы. Моя облачная душа все еще не обрела покой. Ди-Ди, пожалуйста, помоги мне.

Я резко пробудился. Линфэй назвала меня «братишкой». Тогда я понял, что это действительно была моя пропавшая сестра. И я знал, что делать, чтобы ее душа нашла покой. Надо совершить определенные обряды, чтобы, она покоилась с миром.

Ворота дома Чжана были заперты, но я звонила до тех пор, пока мне не открыли. В дверях стоял Чжан Сяолин с забинтованной головой. Он был явно не рад меня видеть.

— Мы хотим встретиться с Чжаном Энтони, — сказала я. Он не пригласил нас войти. Тогда я просто протиснулась мимо него, за мной Роб, а доктор Се замыкал шествие.

У семьи Чжан был роскошный дом. Прелестные сады, а дома в двух внутренних двориках снаружи выглядели изящно. Хозяева не вызывали чувства жалости. У них были все современные удобства. В комнате, куда нас наконец провели, пожилой мужчина сидел перед телевизором с тридцатиоднодюймовым экраном, держа на коленях корзину.

Вошла служанка с подносом, на котором стояли чашки и лежали засахаренные цветы жасмина. Нам пришлось подождать — похоже, влиятельные и богатые люди любят указывать непрошеным гостям их место, — пока в комнату не вошел мужчина, которому было около шестидесяти. Он был выше среднего роста, хотя все-таки ниже сына, привлекательный — в нем чувствовалась смешанная кровь, — изящно очерченные скулы, красивые глаза. Я не думала, что сумею узнать его, но мне это удалось. Он сидел справа от Майры Тетфорд на торжественном ужине в пекинских апартаментах доктора Се, Майра завела с ним беседу, преследуя сугубо деловые цели, а я располагалась слева и разговаривала с Лю Дэвидом. Я была так близко и даже не подозревала об этом. Конечно, тогда я еще не знала, что именно ищу, к тому же мне, в отличие от Бертона, очень мешало незнание китайского языка. Не помню, но, возможно, меня даже представили тогда этому человеку. Такое ощущение, что это было очень давно.

Я назвала себя.

— Чжан Энтони, мое имя Лара Макклинток. Это доктор Се Цзинхэ из «Се Гомеопатик».