— Знаю, — всхлипнула Вера. — Я на него с детства глаза пялила.

— Интересно, и на сколько же их могут засадить за это?

— Если нет жертв...

— Сомневаюсь, — сказала Ксения Мухаммедовна. — Это вряд ли. Мой Петрович ужас какой здоровый! Вот ему шестьдесят, а он ведь, совестно сказать, ко мне по этой самой части каждый день претензии имеет!..

— Да что ты... — с нескрываемой завистью сказала Вера.

Ксения Мухаммедовна ногой прикрыла кухонную дверь, взяла баян, осторожно тронула пальцами клавиши и негромко запела старую известную песню: «Тюрьма Таганская — все ночи, полные огня, тюрьма Таганская, зачем сгубила ты меня?.. Тюрьма Таганская — я твой бессменный арестант, погибли юность и талант в стенах твоих...»

* * *

Рано утром Генка, Михаил и Петрович ехали на мотоцикле. Навстречу им показались четыре груженых самосвала из их конторы. Самосвалы посигналили светом и притормозили. Остановился и мотоцикл.

— Ну как, ребята, сдали? — спросили водители. Генка одной рукой ткнул Михаила в спину, второй ущипнул Петровича.

— Сдали, сдали! Еще вчера сдали. Оформлять едем!

— Вас там управляющий уже оформил, — хохотал один из водителей. — Вот такенный приказ со строгачом и лишением квартальной премии каждому за невыход на работу!

— Ничего, — сказал Генка, — переживем.

— С вас причитается! — намекнули водители.

— Само собой, — ухмыльнулся Петрович. И они разъехались в разные стороны.

— Ты зачем наврал, что мы уже сдали золото? — спросил Михаил.

— Трепло несчастное, — проворчал Петрович.

— Так спокойнее, — ответил Генка. — Рули прямо к исполкому.

* * *

В приемной председателя райисполкома молоденькая секретарша, с интересом глядя на Генку, сообщила:

— Ну никогошеньки нет! Все на приемке стройобъекта родильного дома. И председатель, и оба его зама, и все, все, все... Ждут госкомиссию, а там чепе. И туда лучше не соваться. Это я вам чисто по-человечески скажу.

— Кажись, у меня уже ничего человеческого не осталось, — недобро покрутил головой Петрович.

— Елки-моталки, когда ж это кончится? — вздохнул Михаил.

— А вот мне ничто человеческое не чуждо! — весело сказал Генка, чем еще больше понравился секретарше. — Где этот родильный дом построили?

* * *

На огромном щите, укрепленном на двух сваях, было написано крупным красивым шрифтом: «Ударное строительство родильного дома Ляминского районного отдела здравоохранения. Срок сдачи объекта I квартал 1984 г. Подрядчик „Межколхозстрой“. Прораб..........»

Фамилии прораба не было. Как, впрочем, не было и самого родильного дома. Только фундамент и проросший бурьяном незаконченный первый этаж...

Вокруг щита стояли машины: «Волга», три «Москвича» и два «УАЗа». У края фундамента, словно у могилы, молча собралась группа людей одинакового вида — председатель райисполкома, два его заместителя, начальник отдела капитального строительства, заведующий райздравотделом с помощниками и не похожий на них представитель «Межколхозстроя», именуемый подрядчиком.

Эта картина напоминала похороны. Та же скорбная тишина, неподдельная печаль и искренняя растерянность. Ощущение трагической непоправимости было столь велико, что когда Михаил, Петрович и Генка подкатили сюда на своем мотоцикле и присоединились к стоявшим, на них никто не обратил внимания.