Сражаясь со спичками и вентилями, Мамасита разожгла две горелки на своей керосинке: на одной она поджарила лепешку из смеси кукурузной и пшеничной муки, а на другую поставила греться наполненную водой крошечную кастрюльку, в которую поместила мелко наструганную панелу и молотый кофе. Когда вода вскипит, получится ароматный напиток, одного глотка которого достаточно, чтобы поднять на ноги мертвого коня. Затем Мамасита извлекла из буфета наполовину пустую бутылку с анисовым агвардиенте налила из нее порцию в стальную кружку и опорожнила ее одним глотком, с удовольствием ощутив, как и в каждый из дней своей взрослой жизни, мощное действие, которое оказывает на организм крепкий алкоголь, принятый натощак. В любом деревенском доме утро начиналось с этого ритуала. Считалось, что агвардиенте убивает глистов и прочих кишечных паразитов. Те же, которые все-таки выживут, будут перепуганы до полусмерти, а это тоже приносит моральное удовлетворение.

Затем Мамасита нарезала тонкими ломтиками зеленый банан, обжарила ломтики в кукурузном масле, завернула их в теплую лепешку и принялась тщательно пережевывать еду своими беззубыми деснами. В том, чтобы завтракать каждое утро одним и тем же образом, есть что-то успокаивающее, думалось Мамасите; кроме того, когда она отправится проведать дона Агостина, тот несомненно подарит ей несколько авокадо и она будет просто обязана успеть съесть их все без остатка, прежде чем они почернеют и размякнут. От этой мысли у нее побежали слюнки.

Мамасита отхлебнула глоток горячего, сладкого кофе. Вкус кофе представлял собой квинтэссенцию породившей его земли: в нем ощущались беспощадные ливни, скудная почва, порочные саванны, упрямые джунгли, надменные горы, проказливые реки. Старуха закурила сигару и почувствовала, как пьянящий дым заполнил все пустоты внутри ее черепа.

Закончив завтрак, она вышла на улицу, все еще сжимая в зубах пуро, и тут же поморщилась от яркого солнечного света. Медленно, шаркающей походкой пройдя по улице мимо возившихся в пыли цыплят, она зашла в маленькую лавчонку, где Кончита торговала выпивкой и мачете. Обе женщины подняли руки в знак приветствия.

— Мне нужен карандаш и лист бумаги, — сказала Мамасита. — Хороший карандаш и хороший лист бумаги.

— Бумагу я тебе дам просто так, — сказала Кончита, — но вот карандаш будет стоить от двух до десяти песо в зависимости от длины. У меня есть один очень даже неплохой, — с этими словами она достала карандаш из ящика. — Если его аккуратно затачивать, он долго прослужит. Кто знает, может быть, даже целый год. Стоит четыре песо.

Мамасита подозрительно изучила карандаш. Когда в чем-то не разбираешься, надо делать умный вид. Повертев карандаш в пальцах, она сказала:

— Я дам тебе авокадо с плантации дона Агостина. У меня его еще нет, но скоро будет.

Кончита вздохнула. Она уже много лет пыталась искоренить привычку к натуральному обмену, бытовавшему среди жителей деревни, но дорога связала эту глубинку с большим миром совсем недавно, а старые привычки умирают с трудом. В любом случае авокадо ей и самой хотелось, поэтому она сказала:

— Ладно, согласна на авокадо, но только большое.

— Я дам тебе очень большое, — пообещала Мамасита, жуя кончик пуро, — а ты не забудь дать мне бумагу.

Кончита вынула из-под стола тетрадь на пружинке, вроде тех, которыми пользуются школьники, и осторожно вырвала из нее один листок, который вручила старой повитухе.