Элли странно, страдальчески оглянулась на родителей, будто прося их как-то вмешаться, но их лица показали ей, что уже поздно, и все, что далее последует, просто неизбежно — как развитие артрита Нормы Крэндалл. Она отвернулась и влезла в автобус. Двери сомкнулись с драконьим хрипом. Автобус отъехал. Рэчел заплакала.

— Ну не надо, ради Бога, — сказал Луис, хотя сам сдерживался из последних сил. — Это же только на полдня.

— И этого достаточно, — ответила Рэчел и заплакала еще сильнее. Луис обнял ее, и Гэдж с комфортом вытянулся на руках обоих родителей. Когда Рэчел плакала, Гэдж обычно тоже не молчал. Но не в этот раз. «Мы ведь в полной его власти, — подумал Луис, — и он это знает».

Они с трепетом ждали возвращения Элли, выпив немало кофе и рассуждая о том, с каким настроением она вернется. Луис ушел в заднюю комнату, где собирался устроить свой кабинет, и сидел там, лениво вороша бумаги, но ничего серьезного не делая. Рэчел до абсурда рано начала готовить ланч.

Когда в четверть одиннадцатого зазвонил телефон, Рэчел схватила трубку и выдохнула «Алло?», прежде чем раздался второй звонок. Луис возник в двери, ведущей из кабинета на кухню, уверенный в том, что звонит учитель Элли, чтобы сообщить, что девочка им не подходит, желудок публичного образования не может ее переварить. Но это оказалась Норма Крэндалл, которая сказала, что Джуд снял остаток кукурузы, и они могут ей поделиться. Луис вышел из дома с большой сумкой и попенял Джуду, что тот не позвал его на помощь.

— А, она все равно дерьмовая, — сказал Джуд.

— Будь любезен не выражаться так, пока я не уйду, — вмешалась Норма. Она вышла на крыльцо с холодным чаем на старинном подносе.

— Прости, дорогая.

— Без вас он не очень-то извиняется, — сказала Норма Луису и присела, поморщившись от боли.

— Видел, как Элли уезжала на автобусе, — сказал Джуд, закуривая «Честерфилд».

— Все будет нормально, — сказала Норма. — Почти всегда так и бывает.

«Почти», — подумал Луис мрачно.

Но с Элли в самом деле все было нормально. Она вернулась домой днем, сияющая, в синем платьице, потешно раздувавшемся над ее исцарапанными коленками (на одной из них виднелась свежая царапина), держа в руке картинку с двумя то ли детьми, то ли просто гуляющими джентльменами, одна туфля развязалась, лента из прически исчезла. Она кричала:

— Мы пели «Старого Макдональда»! Мама! Папа! Мы пели «Старого Макдональда»! Прямо как в школе на Картер-стрит!

Рэчел поглядела на Луиса, который сидел на подоконнике, держа на коленях Гэджа. Ребенок почти уснул. Во взгляде Рэчел была какая-то печаль, и хотя она быстро пропала, Луис испытал момент панического страха. «Стареем, — подумал он. — Так и есть. Никто не сделает для нас исключения. Особенно Рэчел. Да и я..».

Элли подбежала к нему, пытаясь показать картинку, свою удивительную царапину и рассказать про «Старого Макдональда» и миссис Берримэн одновременно. Черч терся о ее ноги, громко мурлыкая, и Элли только чудом не упала.

— Тсс, — сказал Луис и поцеловал ее. Гэдж все еще спал, не подозревая о происходящем. — Я только уложу малыша, и ты мне все потом расскажешь.

Он отнес Гэджа наверх по лестнице, согретой сентябрьским солнцем, и на лестничной площадке его вдруг поразило такое ощущение ужаса и отчаяния, что он остановился и в изумлении оглянулся, не понимая, что могло на него так повлиять. Он крепче прижал к себе сына, почти сдавил, и Гэдж недовольно заворочался. Руки и спина Луиса покрылись мурашками.

«Что случилось?» — подумал он в испуге.