Проблема в том, что Надя никогда и ничего не делала сама.

— Вы в порядке? — донеслось сквозь туман в голове. — Только пол мне не заблюйте, умоляю.

— Да… да. — Грибов сосредоточился, вглядываясь.

С головой у Зои Эльдаровны было что-то не так. Лопнувшая тыква, а не голова. Глубокие вмятины и горбинки, разорванная кожа, потемневшие трещины — извилистые угловатые провалы, клочки седых волос. Сложно было узнать в том, что лежало на столе, симпатичную полноватую женщину, курносую, с морщинками вокруг глаз.

Зоя Эльдаровна умела варить отличный борщ, мимолетом вспомнил Грибов, а еще гадала на картах, предсказывала судьбу, знала миллион историй о жителях поселка и любила выпить. Нагадала она как-то Грибову проблемы на работе, чтобы остерегался кого-то, кто над головой сидит — и ведь все верно вышло. Не придерешься.

Он моргнул, разгоняя темноту перед глазами.

…рыхлое желтоватое тело, темные складки, большой безобразный живот с крупными извилистыми синими венами, развалившиеся в стороны полные груди, черные пятна собрались на локтях, на обрякшей коже рук и ног… и лицо… хрен разберешь, она — не она. Под светом ламп — неодушевленный предмет, расползшийся, желтовато-сине-бурый, изуродованный.

Грибов старался дышать глубоко, хотя казалось, что и через рот ощущается холодный, мерзкий запах.

— Это Зоя Эльдаровна Ромашкина… Он ее топором, да?

— Как видите. Четыре раза. Сложно было выжить. Если вас это как-то утешит, то вверх ногами ее подвесили уже мертвой.

— Да уж, утешили. — Грибов прищурился. — А это… вроде бы Глеб Семеныч. Похож.

Темнобородый, костлявый, дряблый. Шестьдесят лет человеку, а кажется, что все девяносто. В жизни выглядел моложе, а под светом ламп он словно бы стал меньше, съежился, скорчился. Крохотный мертвый старик. Кожа на лице и на теле вздулась волдырями, была покрыта сползающими прозрачными лоскутами и струпьями. Простынь под телом промокла и сделалась желтой.

— От чего умер?

— Пока сложно сказать. Предварительно — сердечный приступ. Не выдержал, знаете ли, стресса.

— А бывает такое? Чтобы сердечный приступ, как по заказу.

— Всякое бывает, — пожал плечами врач. — У меня один клиент умер от того, что сел голым задом на включенную электрическую плиту. Сердце остановилось от испуга. Такие дела… В общем, дознание спешу считать успешным. Пойдемте. Не дай бог побывать у нас еще.

— Да уж. — Грибов поспешил из комнаты, часто сглатывая, чтобы удержать рвущийся из желудка обед.

Когда вернулись обратно в кабинет, воздух показался Грибову невероятно вкусным и насыщенным. До головокружения.

Полицейский составил протоколы опознания, дал прочитать, попросил расписаться там, где галочки, потом отдал Грибову ключи от дома, под роспись. Спросил:

— Вы не знаете, они часто ссорились?

— Я был в этом доме год назад, — ответил Грибов. — Знаете, мы редко к ним ездили. Я привозил дочку пару раз в год, на неделю. Раз завез, второй раз — забрал. Вроде бы всё, как обычно было. Ну, она приготовила суп с лапшой, он самогон поставил на стол. Глеб самогон хороший варил. Насколько помню, ни разу друг на друга голос не повышали, не спорили, — он подумал и добавил. — Мне кажется, Глеб Семеныч просто спился. Прикладывался он много. Спирт наварит, и сам же пробует. А варил он будь здоров. На весь поселок, наверное. И в какой-то момент что-то у него в голове щелкнуло

— А вы думаете, бывает так?

— Почему бы и нет.

Полицейский пожал плечами, словно и сам сомневался.