— Приятного всем аппетита, — поспешил я увести разговор в более приемлемое для трапезы русло. — Я тоже в тех местах копал. Знакомые трофейщики рассказывали, как в Синявино на бывших торфоразработках, что-то сильное подорвали. И вот, взрывной волной выбросило девушку. Вероятно, пласт торфа сдвинулся, и она всплыла.

— Туристка? — с ходу просек трофейную тему Боря. Должно быть, знал, что «черные следопыты» с трупами случайно погибших компаньонов церемониться не любят. Раскопки — дело подсудное, поэтому все концы в воду.

— В том-то и вся соль, что нет, — тонко улыбнулся я. — Барышня была в гимнастерке, а в кармане у нее лежали документы времен Великой Отечественной войны.

— Да-а, бывает, — протянул Эрик. — В Карелии из болота недавно самолет подняли, а в нем летчик. Тоже, говорят, в целости и сохранности. Болота…

— Каша горит, — напомнил Боря, отодвигая банки, свою и мою.

Мы вмазали еще по столько же. Трофейные истории сменились археологическими.

— В общем-то болото неплохо сохраняет утопленников. В глине покойник парафинируется, а в болоте пропитывается квасцами, которые образуются при гниении торфа, — пустился я в рассуждения. Близость озера навевала «водные» темы. — Отсутствие кислорода не располагает к деятельности гнилостных бактерий, поэтому трупы могут там плавать столетиями, как в дубильном чане, постепенно превращаясь в мумии.

— Это в воде-то? — недоверчиво спросил Эрик.

— Почему нет? — удивился я. — Например, знаменитые болотные мумии Германии и Дании. Их стали находить с середины семнадцатого века. По крайней мере, к этому времени относятся первые задокументированные находки. Возраст трупов в основном чуть больше или чуть меньше двух тысяч лет. Все они носят следы насильственной смерти: кого-то из бедолаг задушили, кого-то зарезали. Дело в том, что у германских варваров был в ходу обряд жертвоприношения богу плодородия, производимый весною. По крайней мере, так сказано у Тацита.

Следопыты засопели. Трактаты римских историков были белым пятном в их образовании.

— Вода также и оружие хорошо сохраняет, — заметил Боря. — Я свою первую железяку именно так нашел. Шкетом еще был, лазил по Пулковским высотам. А там гансовские доты таким пятиугольником стоят, соединенные ходами, а в середине еще один. Бетонный монолит: стены полметра толщиной и крыша бронированная. Они под своей тяжестью в землю ушли до самого верха и все время по крышу водой затоплены. Вот я в центральном доте пулемет и нашел. Засунул руку в зенитную амбразуру, думал, может, что найду. Пошарил, раз — нащупал. Вытянул, смотрю, эмгэ тридцать четыре. Фирменный такой весь, только возвратная пружина сгнила. Я из него потом одиночными стрелял, резиновый жгут к затвору пришлось привязывать. Отводишь затвор и сбоку в казенник патрон вставляешь.

— А патроны где брал? — На моей памяти, качественные боеприпасы всегда являлись дефицитом.

— Там же, на высотах, — вспомнил Боря детство золотое. — Приходилось конструировать, целых-то патронов там почти не осталось. А вот гнилых, мятых много находил. На капсюль изнутри смотришь: если глазок блестит, значит, хлопнет. Пулю оттуда же берешь и порох. Немецкий порох фирменный был, пластинчатый, такими квадратиками. У меня имелось штук двадцать хороших гильз, с них и стрелял. Эмгэ удобный пулемет, красивый.

— И куда ты его дел? — улыбнулся я.

— На мопед поменял, — мечтательно закатил глаза Боря, — на «верховину». Правда, разломал его быстро.

— Зато опять эмгэ откопал, — утешил Эрик. — Настреляешься еще.