Костер горел неохотно. Дрова злобно щелкали, плевались искрами. Едкий синий дым стлался над землей, словно прижимаемый недвижным тяжелым воздухом. Откуда-то издалека эхо доносило приглушенные хлопки выстрелов. Следопыты отправились поохотиться со стареньким Бориным дробовиком. Ходили каждый день, патронов пока хватало. Я же предпочитал греть свои кости. От холода и постоянной сырости по утрам давали о себе знать суставы.

За зайчиков и птичек, впрочем, можно было не волноваться. До сих пор добычей друзья обрадовать меня не сумели. Так что, чем бы дитя не тешилось… Охота была для них неплохим способом развеяться. К тому же экологически безвредным.

Минут через двадцать, хрустя валежником, к костру подошли бравые промысловики. Сразу стало понятно, что в их компании зверюшки находились в полной безопасности.

— Ну, добытчики, — встретил я их, — что ужинать будем?

— Сконструируем что-нибудь из консервов, — виновато улыбнулся Боря.

— Опять впустую прошлись?

— Дичь хитрая пошла. Прячется фирменно.

— Зато такое озеро нашли, — восхищенно известил Эрик, присаживаясь на бревно рядом со мной.

— Какое?

— Совсем мертвое, — Эрик описал ладонями плоский круг. — Чистое, ровное как зеркало, ни всплеска на нем. Рыбы, по-моему, совсем нет, утки тоже не садятся, даже камыши не растут. Круглое. И черное.

— Фирменное, — подтвердил Боря, садясь и прислоняя ружье к бревну.

Новгородские леса изобилуют колдовскими местами, где все время преследует ожидание близкого чуда. Наш курган тоже стоял на таком участке: заросли волчьей ягоды, густой ольшаник, барсучьи и лисьи норы на возвышенности, сочные цветы вороньего глаза. И лепечущий шелест осин на отвесном берегу мчащей серебристую воду широченной Меты. Здесь как-то сразу перестаешь сомневаться в существовании нечистой силы. Присутствие русалок и леших оказывается так ощутимо, что начинаешь совсем по-иному оценивать происходящие явления природы, будь то гроза или ветер. И с пронзительной ясностью, всей душой понимаешь языческую Русь. И принимаешь древние верования предков.

— Завтра начнем шурфовать, — сообщил я компаньонам.

— Это как? — помедлив, словно поначалу не отважившись спросить, поинтересовался Боря.

— Будем рыть ямы, исследовать землю по глубине. Может быть, на что и наткнемся. Если повезет.

— Должны, — заверил Эрик. — На карте точно обозначено. В эсэс же не дураки сидели.

Казалось, он успокаивает самого себя. Мне бы тоже не хотелось, чтобы многотонная масса вывернутого грунта была перелопачена впустую. Насыпной холм над могильником оказался невысоким, метров шесть-семь, но объем земли был большим. Ее отвалы по сторонам раскопа обезобразили пейзаж.

— Скоро узнаем, — рассудил я.

— Немецкие документы не лгут, — Эрик говорил с таким апломбом, будто всю жизнь работал с немецкими документами.

Боря хмыкнул и посмотрел на ладони:

— Хотелось бы верить, — и перевел взгляд на располовиненный курган.

— Поедим, да на боковую, — сказал я. — Перед грядущими свершениями я рекомендовал бы как следует выспаться.

Боря охотно кивнул. Он научился внимать моим предложениям, какими бы абсурдными они поначалу ни казались. Например, мне с трудом удалось убедить напарников копать в перчатках. Эрик послушался, а Боря смирился с этой необходимостью не сразу. В перчатках было жарко, под них набивалась земля. Однако к вечеру интенсивной работы вздулись волдыри, которые наутро лопнули от первого прикосновения к черенку. Выяснилось, что призывы беречь руки оказались вовсе не беспочвенными, но было поздно: ладони мокли и кровоточили. Это заметно сказалось на производительности труда — она уменьшилась на треть.