— Давай-ка в машину, — сказал я, но Слава уже разворачивал свои габариты в сторону надвигающейся угрозы, и на вывеске у него было написано, что в драке он грозен.

На мой взгляд, подобное бесстрашие могло нам очень дорого стоить. Казаки были далеко не мальчиками, а вполне зрелыми мужами, опытными в рукопашном бою. У соратника обратившегося к нам «миротворца» на поясе болтался кавказский кинжал, У другого за голенище была заткнута плеть. Хорошего мало, тем паче что их обладатели были кабанами под центнер весом.

— Ну, чего? — пробасил Слава.

Студенты, нежным душам коих претили грубые сцены насилия, поспешно ретировались под прикрытие стен родных аудиторий.

— Шо бузите? — рыкнул казацюра в белой папайе, доставая из кармана наручники. — Щас пойдете с нами.

— На хуй нам не по пути, — сказал Слава, с неприязнью поглядывая на браслеты.

Пузатый казачина с плетью в сапоге деловито зашел мне за спину.

Казацюра в папахе схватил корефана за руку. Слава вырвался и толкнул его в грудь.

— Цыц, не балуй!

Я ощутил мощный прихват за локти. Попытался взбрыкнуться, но казачина держал крепко, у меня аж ноги от земли оторвались. Я только пискнул от бессилия.

Другана казачья стража начала щемить основательно. Накинулись сразу вдвоем. Кулаком Слава сбил папаху с головы нападающего, но второй по-борцовски обхватил его поперек туловища. Первый браслет с треском защелкнулся вокруг корефанова запястья.

— Давай швыдче, — поторопил товарища казак, которому было трудно удержать Славу. Тот заметался. Слава махал свободной рукой, поймать которую не представлялось возможным.

— Н-на! — изловчившись, афганец впаял затылком в лоб казаку. Тот разжал свои клещи и зашатался.

Я попытался проделать то же самое. Бесполезно.

— Получай!

Уставший ловить корефанову граблю казацюра вознамерился зарядить ему кулаком в зубы. Слава нырнул под удар и засадил встречный локтем по горлу:

— Держи!

Мужлан осел, встряхнув побагровевшими щеками, и засипел, выкатив глаза. Олобаненный казак, тряхнув башкой, пришел в себя и сноровистым движением выхватил из ножен кинжал.

— Сзади, Слава! — предупредил я другана и был вознагражден острой болью в стиснутых стальными пальцами локтях.

Слава развернулся, встретив атакующего лицом к лицу. Казак не шутил — резать собрался всерьез. Похоже было, отморозок считал, что на службе ему все спишется. Выпад был четким: клинок в воздухе не вихлял — пошел как по рельсам. Слава вильнул в сторону, убрав живот. Крутнув бедрами, отпрыгнул, уходя от следующего удара. Составить компанию Эрику по больничной палате желанием он не горел, посему геройствовать супротив тесака в умелой руке не стал. Казак тоже был матерым волком и сразу просек, что имеет дело не с подгулявшим бандитом — «бывшим спортсменом, а ныне рэкетменом». Он осторожно подступал к корефану, и свинорез в его руке не дрожал. Это, к сожалению, был настоящий казак, а не фальшивый вояка в бутафорском мундире с покупными Георгиями. По ухваткам было видно, что рос он в горной провинции и с детства учился драться «на кинжалах».

На крыльце «кенгурятника» появились побитые бандюки.

— Пусти, сука, — задергался я, корчась от боли. — Замочу, гад!

— Не рыпайся, — прошипел казачина, толкая меня пузом так, что ноги потеряли опору.

Он повалил меня на землю. Я крепко приложился грудью, разом выдохнув весь воздух. Казачина насел на спину, вытащил из-за голенища плеть и закрутил мне руки. Стал вязать. Сопротивляться такой туше было бесполезно, казачина оседлал меня как коня. С трудом отвернув голову, я увидел развязку стычки.

Сколь ни был казак искусен, но Слава и с голыми руками мог натворить дел.