– Безумные! вы почитаете богов, которых никогда не видали; а тех, кто среди вас, оставляете без жертв и курений. Вы приносите Латоне жертву, а мне, божественной, не покланяетесь? Тантал, отец мой, сиживал за трапезой богов; мать моя – одна из плеяд; дед мой, великий Атлант, держит на плечах своих небо. Зевс также мне дед, да и к тому же еще и свекор. Мне повинуются народы Фригии, мне принадлежит Кадмова крепость и фиванские стены, воздвигнутые звуками Амфионовой лиры. Куда ни обращу я взоры, всюду вижу несметные богатства. К тому же и лицом я богине подобна; семь сыновей у меня, семь дочерей, да столько же снох и зятьев. Могу ли я не гордиться? Неужели осмелитесь вы предпочесть мне дочь титана Латону, отверженную когда-то землею, морем и небом и блуждавшую по земле до тех пор, пока не сжалился над нею Делос и оказал ей гостеприимство? На острове этом Латона родила своих близнецов. Только и есть двое детей у богини: почти бездетна она в сравнении со мною. Я блаженна, – кто может отрицать это? Я буду вечно блаженна, – кто может усомниться в этом? Прочь же от алтарей, уходите скорее, сбросьте с себя лавровые венки!

Объятые ужасом фивянки повиновались царице, оставили недовершенной жертву, но оставляли они ее с тихой молитвой, – этого не могла им запретить царица.

Вознегодовала Латона, и к детям своим, бывшим с нею на Киносской горе, обратилась с такими словами:

– Дети мои! Меня оскорбила смертная. Вашу мать, не уступающую кроме Геры ни одной богине, не хотят считать богиней; если не поможете вы мне, меня лишат алтарей, на которых искони приносились мне жертвы. Но этого мало: гордая дочь Тантала дерзнула вас, мою гордость, унизить пред своими детьми и, надменная, назвала меня – о, да падет на нее то название! – бездетной.

Так говорила богиня и к словам этим хотела присоединить мольбы о мести, но..

– Довольно! – воскликнул Феб, – довольно, мать моя: уже давно пора покарать преступную!

То же сказала и Артемида. Быстро понеслись брат и сестра над землею и, окутанные облаком, достигли Кадмейского кремля, мысля стрелами своими отметить за оскорбление, нанесенное их матери.

Перед фиванскими городскими воротами была широкая и гладкая поляна, куда молодежь собиралась на состязания в верховой езде и ристании на колеснице. Там забавлялись играми и сыновья Ниобы. Старший из них, Исмен, на ретивом коне бодро кружился по гладкой поляне, как вдруг воскликнул он:

– Горе мне! – и выпустил из рук поводья. Пронзенный стрелой прямо в грудь, упал он с коня на землю.

Второй сын Ниобы, Сипил, услышал, как в воздухе зазвучала стрела; желая избегнуть опасности, пустил он во весь опор коня своего: так корабельщик, завидя тучу – предвестницу бури, распускает все паруса, чтобы спастись от грозы неминучей. Но не спасся и Сипил: роковая стрела поразила 6егущего, пронзив насквозь ему шею. Наклонившись вперед, падает он и орошает землю своею горячею кровью. В это время Файдим и Тантал – наследник имени деда – пробуют юные силы свои в единоборстве: грудью примкнули они друг к другу, и вот разом пронзила их обоих одна и та же стрела. Разом застонали оба вместе упали, с согбенными от боли членами, на землю и в один и тот же миг испустили дыхание. Видит это Алфенор. Ударяя себя в грудь, подбежал он к братьям, обнимал холодные их трупы, но вот падает и он, – губительной стрелой своей Аполлон угодил ему прямо в грудь.

Вынимая стрелу, Алфенор вырвал зубцами ее кусок легких; потоком хлынула из раны его кровь, а с ней отлетела и жизнь. Юного Дамасихтона дважды поразил бог сребролукий. Раненый в подколенок, мальчик силился извлечь рукой губительную стрелу, но другая стрела пронзила ему гордо. В ужасе поднял тогда к небу руки Илионей, самый младший из братьев.