– Разве? – сыграл я удивление и сделал вид, что пытаюсь вспомнить. – Значит, меня неправильно проинформировали… Постойте, кто же мне сказал, что вы ездили на Побережье…

– Не надо ломать голову, хороший ты мой, – тоном, исключающим всякие возражения, ответила директриса. – Не была я вчера на Побережье, и это такая же истина, как то, что мне пятьдесят три года. В субботу в районо короткий день, и там нечего делать. К тому же, вчера я вела во всех классах алгебру. У нас заболела учительница, а заменить было некому… Но коль ты затронул тему профессионального роста, я скажу, что при всем моем желании Белоносов не сможет сделать себе карьеру в Кажме и заработать приличные деньги. Его выручает только тренерская работа. Сам понимаешь, что я не имею морального права запрещать Ярославу ездить в выходные дни на Побережье и вести занятия в «Юнге».

– А что такое «Юнга»?

– Детская спортивная школа.

Если бы директрису, как видеомагнитофон, можно было бы отключить на некоторое время, чтобы поразмыслить над услышанным! Но мне приходилось продолжать разговор, хотя самое интересное и неожиданное я уже узнал.

– Значит, и этот выходной он проведет на Побережье?

– Этот? Нет, сегодня он должен быть в Кажме, – уверенно ответила директриса. – В два часа у нас спортивный праздник, кросс на один километр. Белоносов обязательно будет. Он никогда меня не подводил.

– А мне сказали, что вчера утром он уехал на Побережье.

– Да, это так, – кивнула директриса. – Но он уже наверняка вернулся.

– Значит, я могу с ним встретиться и поговорить?

– Конечно. А почему нет? Я дам тебе его адрес. Он живет недалеко отсюда.

Она поставила на поднос чашку и унесла его на кухню. То ли ей хотелось навести порядок на журнальном столике, то ли она дала мне понять, что пора закругляться. Чапа, оставшись со мной наедине, вскочил с кресла, в котором дремал, недоверчиво взглянул на меня и на всякий случай тявкнул.

Я тоже встал. Разговор с директрисой не снял ни одного вопроса, а лишь добавил новые. Я уже не сомневался в том, что ни в какое районо директриса вчера не ездила и что вчера она вообще не покидала пределов Кажмы. Правдивость ее слов легко было проверить, и директриса вряд ли стала бы мне лгать.

Следовательно, вчера вечером в Кажму приехала неизвестная мне женщина, которая зачем-то выдала себя за директора школы, и эта женщина знала, что случилось на Мокром Перевале. Кто она? Зачем ей надо было говорить водителю неправду, если можно было вообще ничего ему не говорить?

И второй блок вопросов: почему Лешка ни слова не сказал директрисе об анонимном письме? Это было его решение или же его кто-то об этом попросил? Почему Сомова, завуч школы, не доложила директору о том, что корреспондент приехал в Кажму по письму Веры Шаповаловой? И кто проводил проверку по факту домогательства? Только Ольга Андреевна или кто-то еще? Как получилось, что директор школы оказалась не в курсе этой истории?

Я обувался и рассеянно кивал хозяйке на ее пожелание немедленно пойти в гости к Ольге Андреевне, а голова тем временем была занята поиском объяснений и мотиваций. Да, Ольга Андреевна могла скрыть от директора и письмо, и причину приезда журналиста по вполне объяснимой и банальной причине: завуч сразу поняла, что изложенные в письме факты – это всего лишь «плод воображения ученицы», и просто пожалела нервную систему немолодой и нездоровой директрисы. По этой же причине она могла попросить Лешку не говорить директрисе об истинных целях его командировки.

Это было неплохое объяснение, и я остался им удовлетворен. Но вот почему Лешка даже походя не спросил директрису о моральном облике физрука, а сразу заинтересовался очаровательной химицей – по-прежнему оставалось для меня загадкой.