– На свою беду в Рябцева влюбилась девочка, Вера Шаповалова, – продолжала Ирэн, помешивая в турке деревянной палочкой. – Я разговаривала с ее родителями. Они вспомнили, как дочь однажды призналась: «Все равно Сашка будет моим, а химицу я засажу в тюрьму!» Выходит, девочка догадалась, что ее милый сидит на поводке у химицы, а та принуждает его делать наркотик.

– Ты о ком говоришь? – перебил я Ирэн. – Зачем мне нужна твоя Вера Шаповалова?

Ирэн подняла на меня недоуменный взгляд.

– Кирилл! – произнесла она с укором. – Это же ключевая фигура! Вера сейчас находится в психиатрической больнице с диагнозом нервное истощение…

– Знаю. Ну и что?

– Я была в больнице и говорила с ее лечащим врачом. Девочка по-прежнему находится в состоянии прострации, не реагирует ни на что, не отвечает на вопросы, лежит как бревно и смотрит в потолок. Я спросила у врача, может ли это быть состоянием наркотического опьянения? Он говорит, что да, может, но наркотики ни в крови, ни в моче девочки не обнаружены. Я сразу поняла, что это «аллигатор».

Я сначала смотрел на Ирэн искоса и скептически, но ее рассказ начинал все больше интересовать меня. Оказывается, башка у нее иногда варит. Мне, например, ни за что бы не пришло в голову говорить с родителями девочки.

– Ты думаешь, химица силой заставила ее принять наркотик? – спросил я.

– Вряд ли она сделала это силой, – ответила Ирэн. – Скорее, Ольга Андреевна пригласила Шаповалову к себе на откровенный разговор и подсыпала ей метанофентанил, скажем, в чай. Родители рассказывали, что, когда девочка пришла домой, ей вдруг стало плохо, она перестала узнавать их и попыталась выброситься из окна. «Скорая» увезла девочку сначала в районную больницу, а потом в психушку.

Ирэн замолчала, следя за коричневой пеной, которая медленно поднималась к краям турки, затем погасила огонь и осторожно вылила кофе в кружку.

Выходит, мы с Ирэн шли разными путями. Я, что было естественно, сразу ухватился за физрука. Ведь с него началась вся эта история. А Ирэн почему-то взялась взламывать кабинет химии, а потом стала разбираться с девочкой, написавшей анонимку. Мне было непонятно, что направило ее по этому пути. Я решил выслушать Ирэн до конца, а уже потом делать выводы.

– Я стала детально изучать личность Ольги Андреевны, – продолжала Ирэн, положив передо мной несколько пакетиков с сахаром. – И выяснила, что она никогда не была замужем. А зачем ей надо было пускать слухи про богатого мужа? Чтобы как-то объяснить происхождение больших денег.

– У нее средней паршивости дом и неплохая кухня, – возразил я, вскрывая пакетик и высыпая сахар в кружку. – Все это могли купить, к примеру, родители.

Ирэн усмехнулась.

– На ней, Кирюша, «висят» четырехкомнатная квартира в Сочи, две роскошные иномарки и шикарный особняк в Испании. Третье лето подряд она проводит на берегу Средиземного моря.

– Не ошибаешься?

– Все документально зафиксировано! – заверила Ирэн. – Ты же меня знаешь. Я привыкла уважать документы и в жизни доверяю только им. Ольга Андреевна купается в роскоши, но живет в Кажме. Странно, правда? Сначала и мне казалось это странным, а потом я поняла: нигде больше она не сможет так быстро и легко делать огромные деньги на производстве «аллигатора». Все здесь под рукой, все схвачено: брошенный химический институт, где остались тонны химикатов, неплохо оснащенная школьная лаборатория, послушный и толковый ученик.

Не ошибается ли Ирэн? Мало ли откуда у нее деньги? А вдруг у нее папа крутой бизнесмен? Или подвалило наследство от тетушки из Испании?

– Не пойму, – сказал я, осторожно отхлебывая горячий кофе.