— Не прикасайся ко мне!

Кэллоуэй взял ее за руки и прижал спиной к буфету.

— Ты ведь любишь меня, Кейт! — жарко зашептал он ей в ухо. — Любишь, я знаю.

— Нет! Оставь меня! — Кейт попыталась высвободиться, но тщетно — пальцы отца держали ее как клещи. И вдруг, заведя руки дочери за спину, он снова впился в ее губы жадным поцелуем. Не помня себя от ярости и отвращения, Кейт сумела отвернуться. Свободная рука Кэллоуэя начала шарить по ее блузке, тиская грудь и нащупывая пуговицы.

Кейт завизжала и, судорожно дернувшись, сумела вырваться.

Отбежав в конец кухни, она разрыдалась и принялась слепо выдвигать ящики кухонного шкафчика.

— Не подходи! — кричала она сквозь слезы, когда отец вновь начал приближаться к ней.

— Кейт!

— Нет, стой на месте! Пожалуйста, стой где стоишь!

Не подходи ко мне!

Но Кэллоуэй неотвратимо надвигался на нее.

Пальцы Кейт сомкнулись вокруг рукояти ножа. Она не глядя выбросила его вперед, надеясь напугать отца, но на долю мгновения опоздала — он уже навалился на нес.

Их вмиг обезумевшие глаза встретились. Лицо Кэллоуэя вдруг медленно исказилось в смертельной агонии. Он начал оседать на пол, оставив в руке полумертвой от ужаса Кейт окровавленный кухонный нож.

А несколько секунд спустя в дверь ее квартиры громко и требовательно постучали.

Прошло два часа, но Элламария так и не дождалась Кейт.

Впрочем, скоро должна приехать Дженнин, так что паниковать еще рано. Только бы не думать о Бобе, выбросить из головы мысли об этом совместном интервью с Линдой. Об ужасных словах, которые он произнес. Закрыть глаза, не смотреть по сторонам, ведь все здесь напоминает о нем. Но, сколько ни уговаривала себя Элламария, ничего не получалось.

Куда же запропастилась Дженнин? Почему до сих пор не приехала? Да и Кейт обещала заехать по дороге…

Минуты ползли, но долгожданного стука в дверь все не было. Элламария стояла у окна и разглядывала пустынную улицу.

Наконец ей пришлось примириться с мыслью, что к ней никто не приедет и в квартире, которую она привыкла считать своим домом и которая теперь стала совсем чужой, ей предстоит остаться одной.

Она сняла трубку телефона и набрала номер.

— Мамочка?

— О, Элламария, это ты! Как ты, милая?

— Я хочу к вам приехать, мамочка.

— Увы, милая, не получится. Разве я тебе не говорила?

Нет? Мы с папой уезжаем на три недели во Флориду. Да, конечно, передам привет. Ты просто так позвонила? Нет.

Хорошо, милая, скоро созвонимся. Пока..

Элламария почувствовала, что стоит уже на самом краю пропасти.

Дженнин, скрестив на груди руки, следовала за ним по пятам, останавливаясь всякий раз, когда останавливался Мэттью, словно у них была экскурсия по картинной галерее.

Мэттью пришел раньше, чем она ожидала, и Дженнин пришлось встретить его в халате, с обмотанным вокруг головы полотенцем. То и дело поглядывая на часы, она нетерпеливо дожидалась, пока он объяснит, что ему надо, и уберется вон.

Наконец Мэттью толкнул дверь в гостиную и, подойдя к столу, уселся, вытянув вперед ноги. Дженнин это удивило: обычно он направлялся прямиком к бару.

Остановившись в нескольких шагах от него, Дженнин сказала:

— Давай быстрее к делу. Я тороплюсь.

— Я не возражаю, — ответил он. — Какое дело ты имеешь в виду?

— Не валяй дурака, Мэттью, — сказала она. — Ты ведь сам мне позвонил и напросился прийти. Сколько тебе нужно? Пятьдесят? Сто? Полторы сотни?

— Ах, какая щедрость! — пробурчал он себе под нос.