|
Богиня тебя обнимает, Припадает к твоей груди, Вдыхает в тебя свою жизнь. О диво, великое диво Он дышит, он пробудился от сна! Благословенны пальцы Исиды, несущие жизнь! Осирис, всемудрый, всеславный, всезиждитель. Снова ты с нами! С неба слетает подобный пламени сын твой Гор И гонит Сета злодея к месту казни. Мы склонились перед Божественным Владыкой, а голос поющей теперь ликовал, и на это ликование, казалось, отозвались даже могучие древние стены, а сердца внимающих ей стеснились неизъяснимым волнением. Но вот прекрасная мелодия отзвучала, и в огромный двор спустилась тишина. Мы двинулись дальше, и она запела Песнь Воскресшего Осириса, Песнь Надежды, Песнь Торжества: Осирис, Исида, Гор, Пребудьте славны вовек! Осирис, Исида, Гор, Пребудьте с нами вовек! Да правит миром добро, Да сияют правда и свет! Мы падаем ниц перед вами Перед Великой Священной Триадой! Этот храм – ваш божественный дом, Здесь ваш трон, здесь мы молимся вам! Юный Гор защитил нас от зла. Радуйтесь, люди, радуйся, мир, Всеблагие вовеки с нами! И опять, когда замерли последние звуки, нас оглушил могучий хор: Несем свою скорбь мы в залы великого храма, Несем свою скорбь в семь его древних святилищ Пламенно молим светлого бога: «Воскресни! Вернись к нам, Осирис, из мрачного царства Смерти! Вернись, благодатный, даруй нам надежду и радость!» Вот хор умолк, и в тот миг, когда последний крошечный сегмент солнечного диска скрылся за горизонтом, верховный жрец взял в руки статую живого бога Осириса и поднял перед толпой, которая заполнила весь храмовый двор. С уст людей сорвался оглушительный крик самозабвенного восторга: «Осирис! Осирис! Ты воскресил нашу надежду!», все стали срывать с себя черные плащи, под которыми оказались праздничные белые одежды, потом вся многотысячная толпа склонилась перед богом, и празднества на этом кончились. Но для меня самое главное только начиналось – нынешней ночью мне предстояло таинство посвящения. Покинув храмовый двор, я совершил омовение, облачился в одежды из тончайшего льна, вошел в одно из храмовых святилищ – но не в его святая святых – и возложил жертвенные приношения на алтарь. Потом воздел руки к небу и надолго погрузился в медитацию, пытаясь с помощью молитв возвыситься и укрепиться духом, дабы достойно выдержать тяжкое испытание. Час медленно тек за часом в безмолвии храма, но наконец дверь отворилась, и в святилище вошел мой отец, верховный жрец Аменемхет, облаченный в белое, и с ним жрец Исиды. Ведь отец был женат и не имел права участвовать в таинствах Благотворящей Праматери. Я поднялся с колен и смиренно встал перед ними. – Готов ли ты? – вопросил жрец и поднял светильник, который принес, так что пламя озарило мое лицо. – Готов ли ты, о избранный, предстать пред ликом великой богини? – Готов, – прошептал я. – Обдумай все еще раз, – торжественно произнес он. – Это очень важное решение. Если ты так упорно стоишь на своем, ты должен знать, царевич Гармахис, что нынешней же ночью твоя душа покинет свою земную оболочку, и все то время, пока она будет пребывать в царстве духа, ты останешься лежать в храме трупом. И когда ты после смерти предстанешь перед судьями Аменти и они – да не допустит этого благостный Осирис – увидят в твоем сердце зло, горе тебе, Гармахис, ибо дыхание жизни никогда больше не вернется в твое тело, оно без следа исчезнет; что же случится с другими элементами твоего существа, я не имею права тебе открыть, хоть и знаюnote 13. Поэтому загляни в себя еще раз и ответь мне: чисты ли твои помыслы и свободны ли от тени зла? Готов ли ты, чтобы тебя приблизила к себе Та, что вечно была, есть и будет, готов ли беспрекословно выполнять ее священную волю, выполнять все, что бы она ни приказала; готов ли по ее велению отринуть все мысли о земных женщинах, готов ли до конца дней служить Ей, умножая ее славу, пока Она не заберет тебя к себе, в царство вечной жизни! – Готов, – ответил я. |
