– И пошутить нельзя, – мирно сказал Ромка. – Тут тебя и оскорбят и сделают что угодно.

– Ты пошутил? – Вадька словно стряхнул сон и всем телом развернулся к Ромке.

– А ты думал…

Людмила открыла дверцу и выскочила из машины.

– Бейтесь себе на здоровье, только без меня. Я иду пешком!

– Одежду возьми, – предложил Ромка.

Людмила, не оглядываясь, зашагала по нагретому асфальту. Она была высокая, стройная, с Вадькой одного роста, крепкая. Вадька не отрываясь смотрел ей вслед.

– Психанула, – подытожил Ромка. – Дура. Где ты ее откопал?

Вадим сел прямо, напрягся, коротким движением головы поправил волосы.

– Слушай, Старухин, покупай мои колеса, а? Надоела она мне, хотя жаль старушку. Понимаешь, люблю запах новой машины, а из этой за два года все выветрилось. Бери?

Вадька, не меняя позы, предложил:

– Давай я за руль сяду. Ромка дернул плечами:

– Пожалуйста… Можешь не пробовать. Сам знаешь – ласточка.

Вадька пересел за руль, запустил двигатель и тронул машину. Людмила была уже далеко, и когда Вадька догнал ее, она не обернулась, шла зло и напористо, и волосы колыхались в такт шагам,- просвеченные солнцем, будто таяли в нем. Несколько метров машина шла рядом. Людмила шагала справа, по обочине, и Ромка, высунувшись из окна, говорил:

– Девушка, девушка! Не спэши, девушка, садысь к нам, прокатим…

Вадька надавил тормоз, заставив Ромку стукнуться о дверцу, схватил с заднего сиденья платье, сумочку Людмилы и вышел из машины.

– Ты куда, старик? – забеспокоился Ромка.

Вадька догнал Людмилу, набросил ей платье на плечи и, заглядывая в лицо, боком пошел рядом. Через минуту мимо с визгом пронесся «жигуленок», мелькнули сгорбленная фигура Ромки и руки, крепко держащие руль.

– Мог ехать с ним, – бросила Людмила. – Я одна пойду.

– Не мог,- сказал Вадька. – Оставить бедную женщину на дороге, тем более голой…

Людмила остановилась и в лицо ему выкрикнула:

– Я не хочу с тобой идти! Ясно? Убирайся!

– Ах, вы не хотите? – Вадька улыбнулся и сделал что-то вроде поклона. – Может быть, мы вам опротивели? Может быть, у нас фактура не подходит? – продолжал он нараспев говорить: – Может, вас на свеженькое потянуло?

Людмила сделала шаг и, откинув голову, рассматривала Вадьку, будто оценивала – ладно ли сидит на нем джинсовая курточка? Вадька внезапно смел со своего лица улыбочку:

– Ты же со мной… Все уже знают! Докажи теперь! А еще чего-то…

Она ударила его по лицу. Не ладонью, не пощечину дала, а кулаком ударила умело, по-мужски. Вадька отпрянул, а Людмила быстро пошла вперед, и волосы ее уже не трепетали и не сливались с солнцем, а торчали над худой длинной шеей бесформенной кучей рыжих стружек. И грация, что была в ней минуту назад, исчезла. «Дура! – со злостью подумал Вадька и догонять не стал. – Ромка прав. Корчит из себя девочку…» Он покрутил оставшуюся в его руках Людмилину сумочку. В ней что-то бренчало и шелестело. Ему захотелось трахнуть сумочку об асфальт так, чтобы брызги разлетелись в разные стороны, чтобы памяти не осталось. Однако не бросил сумочку, а нацепил на шею, как носят сумки автобусные кондукторы, и вышел на середину дороги ловить попутную машину.

Автомобили шли, не сбавляя скорости, и Вадька шарахался от каждого, размахивал руками, кричал, но никто не останавливался. Мельком он видел довольные, ленивые лица, неестественно крупные загорелые руки, властно обхватывающие руль, хохочущих мужчин и женщин на задних сиденьях.