Он вошел в дом, Фарли протянул ему стакан вина. Марсоксу перевалило за шестьдесят, и хотя на вид он был сухой, как осокорь, и костлявый, он обладал нежной душой, прекрасным певческим голосом – но так и не женился, предпочитая, к вящему сожалению матери (ей очень хотелось понянчить внуков), полную свободу.

– Спит как убитая, – сказал Фарли. – Был Герман, сделал ей укол. Всяконькую рыбу случалось нам ловить, но такую – никогда.

– Красивая рыбка. Да, вот что. Я еду в Фаро. Там тебе ничего не нужно?

– Нет, спасибо.

– Касательно нее ты еще ничего не сделал? В полицию, к примеру, не сообщил?

– Нет.

– И правильно. Посмотрим, что она сама скажет. Если сделаешь что-нибудь для женщины без ее ведома, обязательно ошибешься.

Как только Марсокс и Мария – когда хозяева уезжали, она работала всего полдня, – ушли, он поднялся на второй этаж. Женщина все еще спала, хотя перевернулась на другой бок, лицом к окну, так что из-под одеяла виднелись рука, плечо и отчасти грудь. На подбородке, там, куда он ударил ее, чтобы утихомирить, проклюнулся синяк. Прикрывая наготу спасенной одеялом, Ричард решил подобрать для нее одну из ночных рубашек Элен Холдерн. А когда проснется, предложить ей воспользоваться и другой одеждой Элен – они одного сложения, и Элен, если бы жила на вилле, не стала бы возражать. А раз так, он пошел в спальню Холдернов, разыскал там халат и шлепанцы и оставил их у постели спящей. Если женщина проснется, а его поблизости не окажется, у нее будет чем прикрыться.

Съев на завтрак котлету из тунца и выпив стакан вина, Ричард направился к бассейну. В его договоренность с Холдернами входило покрасить бассейн и ставни. Такая жизнь ему нравилась. Приятно было сделать что-нибудь своими руками, а потом отойти, полюбоваться результатами. Когда в ворота виллы въехала машина Германа, Фарли уже ушел в работу с головой, насвистывал от удовольствия.

Герман уселся на край бассейна и заметил: «Почему бы тебе не пойти в маляры? – Но тут же перешел к делу: – Ну, как она?»

– Завтрак проспала без задних ног.

– Пойду взгляну. Я приехал сейчас, потому что вечером у меня репетиция в «Паломарес». На следующей неделе ресторан вновь откроется.

Он пошел в дом и очень быстро вернулся, сказал: «Она еще спит, но укол уже не действует. Пульс у нее нормальный. Скоро она запросит еды и внимания. Завтра я заеду снова, узнаю, как дела».

– Какие дела?

– Ну, что с ней произошло. Кто она и как очутилась в море. А ты разве не хочешь узнать?

– Пожалуй, нет. Вряд ли это такая уж приятная повесть, верно? А я люблю истории веселые.

Герман рассмеялся, покачал головой, кинул в друга сосновой шишкой и уехал.

А Фарли, насвистывая, вернулся к работе. Из трещины в стене бассейна выскочила красивая бронзовая ящерка и уставилась на него глазами-бусинками. Ласточки летали над самой головой. Перекликнулись два Удода, и первый в этом году пчелоед уселся на столб с телефонными проводами к вилле. Бабочки отдыхали на плюще, подставив крылышки солнцу. Фарли хотел прочесть «Отче наш», но вспомнил только первую строку.

Она встала с постели и впервые за много лет взглянула на себя обнаженную в большом зеркале. Без смущения и чувства, будто нарушаешь какой-то запрет, осмотрела она себя и вспомнила времена, когда была загорелой от частых солнечных ванн. Сара провела рукой по животу, который пока еще не выказывал никаких признаков полноты, прикасалась к себе без стыда, зная – это лишь начало той свободы, для которой она возродилась.