Майлс сомневался, что дрожь в руках прошла и он способен управиться с кастрюлями, но все-таки рискнул подхватить их с плиты.

– Профессор Риго сейчас там, правда? – тихо спросила Фей.

– Да. Отойдите же в сторону, прошу вас.

– Вы… вы верите тому, что я сказала вам вечером? Верите?

– Да, да, да! – закричал он. – Но, ради Бога, посторонитесь! Моя сестра…

Из кастрюли выплеснулся кипяток. Фей Ситон стояла, прижавшись спиной к краю стола; она отбросила свою манеру робко держаться в тени и, тяжело дыша, величественно выпрямилась во весь рост.

– Так продолжаться не может, – сказала она.

Майлс не смотрел ей в глаза, он не осмеливался. Внезапно у него возникло почти непреодолимое желание обнять ее. Так поступал Гарри Брук, молодой Гарри, умерший и ставший прахом. А сколько было других, в тех благополучных семьях, в которых она жила.

А тем временем…

Не взглянув на нее, он вышел из кухни. В начале коридора, у кухни, находилась лестница, по которой можно было подняться в верхний коридор, сразу к комнате Марион. Держа в руках кастрюли, Майлс осторожно одолел освещенные лунными лучами ступеньки. Дверь в комнату Марион была уже на дюйм приоткрыта, и он едва не налетел в дверном проеме на профессора Риго.

– Я шел, – сказал Риго, и его английское произношение впервые не было безупречным, – чтобы узнать, почему вы так замешкались.

Что-то в выражении его лица заставило сердце Майлса сжаться.

– Профессор Риго! Она не?…

– Нет, нет, нет! Я добился так называемой реакции. Она дышит, и мне кажется, что у нее уже не такой слабый пульс.

Из кастрюль выплеснулась еще порция кипятка.

– Но я не могу сказать, надолго ли улучшилось ее состояние. Вы позвонили врачу?

– Да. Он уже едет сюда.

– Хорошо. Дайте мне эти котелки. Нет, нет и нет! – заявил профессор Риго, начиная нервничать. – Вы не войдете в комнату. Когда человека выводят из состояния транса, это зрелище не из приятных, и, кроме того, вы будете мне мешать.

Он взял кастрюли и поставил их на пол за дверью. После чего захлопнул ее перед Майлсом.

Майлс отступил назад. Тон Риго – люди не говорят так, если считают положение больного безнадежным, – немного укрепил жившую в нем безумную надежду. Лунные лучи уже иначе падали из окна в конце коридора, и Майлс вскоре понял почему.

У этого окна стоял доктор Гидеон Фелл и курил пенковую трубку. Ее красное мерцание отражалось в стеклах очков, а дым окутывал окно призрачным туманом.

– Знаете, – заметил доктор Фелл, вынув трубку изо рта. – Мне нравится этот человек.

– Профессор Риго?

– Да. Мне он нравится.

– Мне тоже. И, Господи, как я ему благодарен!

– Он прагматик, настоящий прагматик. Которыми, – виновато сказал доктор Фелл, яростно пыхтя трубкой, – мы с вами, боюсь, не являемся. Настоящий прагматик.

– И тем не менее, – заметил Майлс, – он верит в вампиров.

Доктор Фелл прочистил горло:

– Да. Именно так.

– Давайте обсудим это.