— Привет, — откликнулась она.

Он рад был ее видеть. В такие моменты он понимал, что все это не зря. И спокойно погрузился в сон.

Через пару дней он уже говорил. От посетителей не было отбоя. Микки пересказал последние известия. Потом пришли Дон и Эйлин. Марина, казалось, никуда и не уходила.

Его выписали, наложив на руку повязку и велев соблюдать режим. А что ему, впрочем, оставалось? Но если тело его не реагировало на команды мозга, то сам мозг работал в прежнюю силу. И Филу о многом нужно было поговорить со своей любимой.

— Как дела у Финна? — спросил он в первую же ночь дома. Он пытался расслабиться: уютное кресло, песни любимой группы, вино. Но расслабиться не получалось.

Марина оторвалась от книги.

— У него все в порядке. Его вернули матери, назначили лечение у психиатра. Всем им, в общем-то, назначили лечение. Без этого никак.

Фил пригубил вина.

— Как ты думаешь, ты поступила правильно?

— Ты о чем?

Но Фил по выражению ее лица понял, что она прекрасно его поняла. Об этом он хотел поговорить с ней с того самого момента, как очнулся в больнице. И она ждала этого разговора.

— Там, в подземелье… Ты ведь позволила Финну убить Гласса.

— Он все равно сделал бы это. По крайней мере, попытался бы. Как я могла его остановить?

— Марина, у этого ребенка была непростая жизнь. И этот поступок наверняка усугубил его психическую травму.

— Фил, ты же сам знаешь, что все не так просто. Как я должна была поступить? Сказать ему: «Я вижу, что ты задумал, но делать этого категорически не рекомендую»? Чтобы Гласс нас всех троих убил?

— Но…

— Нет, Фил. Никаких «но». Он видел, как ты убиваешь Садовника. И поступил с Глассом так же. В такой ситуации обывательская мораль не работает.

Фил промолчал.

— Финн вылечится, — сказала Марина, подсаживаясь к нему на подлокотник кресла. — Им займутся лучшие врачи в стране. Мы не будем его поторапливать. Понимаешь, для него все самое страшное уже позади. Если оказывать ему поддержку, он сможет жить дальше. Жить нормальной, полноценной жизнью.

— А как же «Сад»?

— «Сад» для него останется дурным сном. Надеюсь. Как и для тебя.

— И для меня, — эхом отозвался он и пригубил еще вина.

— Надеюсь.

— Обедаем минут через десять, — объявил Дон, заглянув в комнату.

Марина взглянула на Фила. Он возвращался к ней. Это точно. Медленно, но неуклонно.

Да, им пришлось тяжело. И Марина, при всем своем таланте к сопереживанию, никогда не сможет разделить его боль. Но он смирился — и жил дальше. Возвращался к жизни. Возвращался к ней.

И она была рада оставаться незаменимой частью его жизни.

Она посмотрела на Джозефину, которая беспечно играла с бабушкой. Девочка смеялась. Фил тоже, хотя Марина и разглядела слезы в уголках его глаз. Улыбка упорно отказывалась сходить с его губ. И она понимала, сколько любви в сердце этого мужчины.

Рука у него заживала. И душа, судя по всему, тоже.

Он возвращался к ней.

Они расселись за столом. Все уже умирали от голода.

— Прежде чем мы устроим праздник живота, я бы хотел кое-что сказать.

Воцарилось молчание. Дон с Эйлин с опаской переглянулись.

— За последнюю пару недель мы с вами, конечно, всякого натерпелись, — продолжал Фил. — Я просто хотел сказать вам… — Он посмотрел на родителей. — Спасибо. За все. — Дон попытался было ответить, но Фил его перебил: — Прости, Дон, я потом передам тебе слово.