А в это самое время люди Дюрана вслед за проворным и гибким Оливье пробирались по подземному коридору. Из-за недостатка воздуха свечи то и дело гасли. Из всего вооружения у них были только ножи. В кожаных куртках — чтобы хоть как-то защититься от оружия — было невыносимо жарко и душно. За стенами же разбойники Дюрана — в шлемах с плоскими полями, защищавшими от камней и стрел, — скучились, маясь бездельем, но готовые по первому же сигналу рога броситься к стенам с горящими вязанками хвороста. За ними лениво наблюдали часовые и арбалетчики за зубцами, тоже готовые в любую минуту пустить в ход оружие.

Гай и Эдмунд, восседая на лошадях, ждали, чтобы проехать на подъемный мост. Они были в полном боевом облачении, а за ними стояли под штандартами их оруженосцы, пажи и воины, и кони их рыли копытами землю, чувствуя близость битвы. Все знали, что едут в западню. Гай смотрел на небо, ожидая, когда солнце поднимется достаточно высоко, и как только огненный шар всплыл над горами, махнул рукой герольдам, чтобы те трубили сигнал к переговорам.

Мост с грохотом опустился, и рыцари, опустив забрала, устремились вперед. На плацу, держа руку в латной перчатке на рукоятке меча верхом на черном коне, одетый в доспехи ждал Шарль д'Ориак. Рядом с ним в той же позе застыли готовые к бою члены семьи де Боргаров. Вокруг полукольцом расположились конные и пешие воины. Магдален с ребенком на руках поднялась на стену.

За стенами светило солнце, а в колодце двора по-прежнему было темно и холодно. И тихо — как перед бурей. Дребезжание немедленно опустившейся за парламентерами решетки возвестило о том, что бой начинается, и Шарль с воинственным криком выхватил меч. Но на него с копьем на перевес уже несся Гай де Жерве, и секундой позже Шарль, сбитый точным ударом, с грохотом полетел на землю. Его оруженосец бросился к господину, чтобы помочь ему встать на ноги. И тут же из-под арки гарнизонного двора выскочили тридцать человек, вооруженных ножами. Издав боевой клич, смешавшийся с криками на плацу, они вступили в битву. Гай соскочил с лошади, намереваясь сразиться с Шарлем на мечах, но на него верхом на коне несся Филипп.

Магдален вскрикнула, и Шарль услышал. Он обернулся, поднял забрало, и глаза его зловеще загорелись. Шарль кинулся к ней, обеими руками держа меч, готовый разрубить ее пополам.

— Подлая шлюха! — взревел он, и крик этот перекрыл шум разгоревшейся битвы. Аврора завопила в руках Магдален, и женщина вздрогнув, помчалась по булыжнику двора. За ней, громыхая неслась громоздкая фигура в латах. Магдален бежала к лестнице, ведущей на стену, мечтая только о том, как бы вырваться из мрачного, похожего на тюрьму двора, к воздуху и солнечному свету.

Она слышала за собой торопливые шаги д'Ориака, потом огромная тень с мечом в руках легла на ступени лестницы. Магдален всхлипывала от ужаса, а ребенок кричал, надрывался, но она все бежала и бежала. Там, наверху, все было окутано дымом. Штурмовавшие обложили стены горящими связками хвороста, стрелки вели огонь. Взобравшись на стену Магдален, слыша за собой погоню, оглянулась: на нее с глазами, налившимися кровью, с мечом наперевес неслась смерть в образе кузена. Она отпрянула и увернулась от удара; меч со свистом рассек воздух, а Шарль по инерции пролетел несколько шагов к парапету. Дальше все было, как во сне: последний, роковой шаг д'Ориака за парапет и медленный-медленный полет за тяжелым мечом в чадящий дым… Только слабый крик возвестил Магдален, что это не сон.

— Пресвятая Богородица, Господи Иисусе! — бормотала она, но тут же вспомнив про Гая и Эдмунда, со всех ног побежала обратно во двор. Сперва она ничего не смогла различить в грохоте, крике и лязге — где уже вовсю кипела рукопашная. Магдален знала, что ей надо бежать к задним воротам, бежать, спасая себя и ребенка, но она не могла этого сделать, не увидев Гая.

И она его увидела.