Но не домогался и намеков не делал, чего не было, того не было. Вежливый, обходительный, этого у него не отнимешь. Похвалил за то, что обратилась к врачу быстро, рассказал страшилку про какую-то молодую бабу, которая в прошлом месяце умерла от запущенного рака почки и спасти ее было нельзя. Короче, договорились мы, что я ему плачу для начала пятнадцать тысяч, а он меня укладывает к себе в палату и в два-три дня проводит полное обследование, вплоть до томографа, если понадобится. За томограф, правда, плата отдельная, сверх этих пятнадцати. Деньги вперед, никаких обещаний. Я прикинулась недоверчивой дурочкой и сказала, что вперед платить не привыкла. Ну так, для пущего правдоподобия. Договорились так, что платить я буду после того, как он меня уложит в отделение и начнет мной заниматься, чтобы я понимала, за что свои кровные отдаю. Я от него вышла, села в такси и поехала в ОБЭП, заявлять…
— Ну ты даешь, Вика!
— Слушай дальше. Заявила, получила инструкции, дала номер мобилы…
— Разве твой мобильный не дома остался? — удивилась Анна.
— Так то основной, а у меня есть еще и секретный, никак со мной не связанный, его мне бывшая домработница Снежанка на свой паспорт покупала. Для особых случаев. Пришлая. Значит, в понедельник к трем часам, как он и велел, оформили меня как самохода…
— Самотек.
— Ну да — самотек. Оформили, значит, привели в палату к трем бабкам — жуть, но чего не сделаешь ради любимой сестренки! — предупредили насчет анализов, ну, чтобы утром не ела, выдали баночки для мочи… В общем — все, как у вас полагается. Доктор потом заглянул, вроде как проверить, нормально ли я устроилась, а сам смотрел на меня так пристально-пристально и глазами на дверь показывал. Вышли в коридор, я сказала, что муж мне обещал до полудня деньги подвезти, договорились на час-полвторого в ординаторской. Он меня по плечу погладил, как бы ободряюще… Видел бы Гарусинский, как он меня гладил! Я, конечно, продолжила прикидываться дурой — «ах, доктор, я волнуюсь», улыбаюсь, дышу неровно, типа авансы ему делаю… Он даже пообещал постараться меня в одноместную палату перевести, когда та освободится… Ань, ты мне скажи, что это за отделение, в котором всего две одноместные палаты — одна мужская и одна женская?
— Во многих отделениях и того нет. Ты еще семиместных или, того хуже, двадцатиместных палат не видела.
— Так в двадцатиместной лучше, чем в четырехместной! Там хоть одна нормальная коза найдется, с которой поболтать можно, анекдоты потравить, душу отвести… Плохо же в больнице без компании. Знаешь, так разбирало позвонить тебе и попросить угадать, где я нахожусь, но я сдержалась!
— Ты рассказывай, что дальше было.
— Ну а дальше все было быстро и просто. Я позвонила майору, который руководил всей этой затеей, мы договорились, что он под видом мужа с «заряженными» деньгами приедет ко мне в половине первого. А потом было самое страшное — ночь в палате с тремя соседками, из которых двое храпели, одна с присвистом, а другая — как мотоцикл без глушителя, а третья пердела так, что слезы из глаз… Пришлось мне уйти на диванчик в коридор и подремать там сидя. Нет, ты хоть оцениваешь глубину моего самопожертвования?!
— Оцениваю. Оцениваю и поражаюсь!
— То-то же! Утром я сдала анализы, потом Тихонов с заведующим делали обход, а в полдвенадцатого ко мне приехал «муж» с двумя «кумовьями» в штатском. Прицепили мне на халат микрофон и камеру… Представляешь, камера такая — с горошинку, как в кино! Проговорили еще раз детали, сказали, чтобы я не волновалась, а вела себя как можно естественнее. Я, конечно, волновалась, но старалась держать себя в руках и все прошло гладко. |