Анна настолько погрузилась в воспоминания, что уже слышала мерный плеск волн, но очень скоро плеск перешел в стук.

Стучали в дверь. Робко, потому что тихо, и нервно, потому что дробно-непрерывно.

— Входите! — немного раздраженно разрешила Анна, раздражение не было вызвано тем, что кто-то отвлекает ее от дум, просто она еще не совсем пришла в себя после чтения опуса доктора Тихонова.

Дверь деликатно приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить внутрь гостью — врача пульмонологического отделения Ирину Игоревну Пардус, худую, сутулую, длинношеюю и длинноносую, очень похожую на цаплю. Цаплю с гнездом из кудряшек на голове. Унылая внешность странным образом сочеталась с неиссякаемым оптимизмом, казалось бы, совершенно неожиданным и необоснованным для многократно битой жизнью матери-одиночки, воспитывающей двоих детей. Несмотря на то, что дети уже учились в школе (сын — в шестом классе, дочь в третьем), Ирина Игоревна называла их не иначе как «малышами». Под стеклом на ее столе в ординаторской, там, где обычно лежат списки телефонных номеров, графики и прочие нужные деловые бумаги, была устроена фотовыставка «я и мои малыши», обновляемая чуть ли не еженедельно. Вся больница знала — хочешь чего-то от Пардус (например — упросить взять к себе в палату переводом беспаспортного бомжа), поговори с ней о детях. Ирина Игоревна разомлеет и не только возьмет бомжа, но и не будет считать, что ей за это обязаны.

— Анна Андреевна, помогите!

Пардус упала на стул, умоляюще посмотрела на Анну, даже руки ненадолго сложила в молитвенном жесте.

— Помогу чем смогу, — ответила Анна, решив, что Пардус пришла занять денег.

Она не раз одалживала Ирине Игоревне небольшие суммы до получки, которая та исправно возвращала.

— Помните Моханцеву из третьей палаты?!

Анна призадумалась, вспоминая.

— Ну эту… — Ирина Игоревна скорчила противную рожу: — Бабу-ягу, которая с палочкой ходила.

— A-а, в халате с розами! — вспомнила Анна.

— Вот-вот, она самая.

— Что, снова поступила и опять к вам? Сочувствую.

— Хуже, Анна Андреевна! Она жалобу на нас с Юлией Юрьевной написала!..

Юлией Юрьевной (для своих просто Юю) звали заведующую пульмонологией Гаршину.

— …Будто мы ее, чуть ли не насильно выпихнули из больницы! На самом деле ушла она самовольно, после скандала с постовой медсестрой, послав меня на три буквы прямо в коридоре…

Летом уйти из больницы легко, потому что не приходится ждать, когда из комнаты хранения принесут верхнюю одежду и обувь. Соответственно и персонал о своем желании уйти (в комнату хранения за вещами обычно ходит сестра-хозяйка по распоряжению лечащего врача или заведующего отделением) тоже не надо предупреждать. Собрался, подпоясался, выгреб имущество из тумбочки и — скатертью дорога!

— …И знаете, почему поскандалила? А теперь — жалуется! От нас затребовали объяснительные! Анна Андреевна, вы нас не поддержите?

— Как?

— Ну, мы с Юлией Юрьевной написали в истории, что больной разъяснена необходимость продолжения стационарного лечения, тра-та-та и все такое, как положено, но вот расписки от нее самой в истории нет, и наши объяснения выглядят… бледновато. И мы…

— И вы решили, что неплохо бы было притянуть сюда и доцента Вишневскую? Для солидности?

— Да, — кивнула Пардус. — Извините, если… Но это не Юлия Юрьевна, это я подумала…

— Ирина Игоревна, вы уже сколько лет работаете врачом? — Вопрос был риторическим, поскольку Анна знала приблизительный ответ — около пятнадцати лет за вычетом двух декретных отпусков.