Он снова зарыдал, и сквозь рыдания дал клятву, что не умрет.

Боль вдруг ушла, Шарп провел правой рукой вниз по телу и нащупал голую ногу. Потом он двинул вниз левую руку и обнаружил бинты, везде бинты, до самого низа живота. Боль снова взвыла внутри, красная пелена заслонила бьющийся в агонии мир, и он снова провалился в беспамятство.

Ему снилось, что клинок его сломан, рассыпался на серые осколки, стал совсем бесолезным. Он спал.

Где-то в подвале раздался крик, высокий, визжащий, он спугнул крыс и снова разбудил Коннелли.

– Эй, там, парень! Все хорошо, да, я здесь. Эй, парень, парень! Потише! Держись!

– Где я? – голос Шарпа был совсем неслышен в шуме. Впрочем, он и сам знал ответ: он много раз видел мертвецкие.

Тот, кто визжал, теперь начал плакать, тихо всхлипывая. Сержант Коннелли быстро глотнул рому, сунул бутылку в оттопыренный карман и двинулся через всю комнату к своему ведру с водой. Вокруг копошились, страдали от жажды, звали маму, просили света, помощи, и Коннелли говорил им всем:

– Я здесь, ребята, я здесь, и все вы храбрые парни, разве нет? Так будьте же мужественными! У нас тут французы, да, неужели вы хотите показаться слабаками?

Шарп с трудом, судорожно дышал. Но он поклялся, что не умрет. Он попытался утихомирить боль, но не смог. Попытался вспомнить хоть кого-то, кто ушел из мертвецкой живым – и снова не смог. Разве что его враг, сержант Хэйксвилл, пережил виселицу. Но Шарп не мог нарушить клятву.

Коннелли успокоил людей своей грубоватой нежностью. Он шел по подвалу, останавливаясь кое-где, примечая мертвецов, утешая прочих. Шарп плыл в океане боли, она поймала его в ловушку, как живая, но он пытался бороться. Коннелли присел на корточки рядом с ним и заговорил. Шарп услышал голос с ирландским акцентом, встрепенулся и позвал:

– Патрик?

– Так ты, значит, Патрик? А мы-то думали, ты французишка, – Коннелли пригладил темные волосы.

– Патрик?

– Отличное имя, парень. А я Коннелли, родился в заливе Килкиран. Мы с тобой еще погуляем там по скалам!

– Умираю, – Шарп хотел задать вопрос, но слово прозвучало утвердительно.

– Вот еще! Ты еще побегаешь за бабами, Пэдди, еще как! – Коннелли достал из кармана бутылку рома, аккуратно приподнял голову Шарпа и влил немного в рот. – Поспи немного, Пэдди, слышишь?

– Я не умру, – каждое слово сопровождалось коротким рыданием.

– Конечно, нет! Ирландца так просто не убьешь! – Коннелли опустил голову Шарпа обратно на тюфяк, отполз в проход и поднялся. В комнате стало тише, но Коннелли знал, что любой шум может снова всколыхнуть их. Эти умирающие совсем как щенки: один тявкнул – и весь помет за ним. А тут есть человек, который заслуживает тишины, немного выпивки и достойной смерти. Коннелли пошел по проходу, раскачиваясь из стороны в сторону и напевая «Песню капрала», рассказывающую о солдатской жизни. Он снова и снова повторял припев, как будто пытаясь убаюкать людей до смерти, настоящей солдатской смерти:

– Такая вот веселая жизнь, попробуй-ка возрази, такая вот жизнь.

Глава 15

Наутро лейтенант Прайс вывел роту в поле к западу от города, где была вырыта общая могила для французов. Они остановились возле могилы, Прайс недоуменно уставился вниз, не веря своим глазам: казалось, стая собак драла полуприкрытые землей останки. Часовой только пожал плечами:

– Мы тут какого-то чокнутого поймали, сэр.