— Рука Провидения хранила тебя, дитя мое, — ответил ей пуританин. — Тебе была явлена милость Божья, хранящая слабых женщин и беззащитных детей. Что, как не Провидение, направляло меня к тебе, не давая сбиться с правильного пути! И если на то будет воля Господня — да не оставит Он нас своей милостью! — мы выберемся и отсюда.

— А мои родственники? — словно очнувшись ото сна и прогнав страшные воспоминания, спросила девушка. — Как там моя семья?

— Все в добром здравии и достатке, милая Мэрилин. Лишь скорбь по тебе отравила им минувшие годы, да старый сэр Гильдред страдает подагрой и оттого временами так богохульствует, что я порой опасаюсь за его бессмертную душу. Но я уверен, маленькая моя, что твоей улыбки будет более чем достаточно, чтобы его исцелить.

— И все-таки, капитан Кейн, — вздохнула девушка. — Почему, почему вы пришли в это страшное место один?

— Твои братья, все как один, не раздумывая отправились бы вместе со мной, девочка. Дело в том, что у меня не было ни малейших доказательств, кроме моих предчувствий, что ты жива, а я не хотел, чтобы еще хоть один из рода Тэферелов умер на чужбине, вдали от благословенной земли Британии. Я избавил мир от злокозненного Тэферела, и будет справедливо, что я же и доставлю на его место другого — добродетельного и славного. И разыщу его, вернее ее, в одиночку.

Мотивируя подобным образом свои действия, Кейн искренне верил сам в то, что сейчас говорил. Он никогда не копался в себе, выясняя причины своих поступков и решений, но, раз поставив перед собой цель, более не испытывал колебаний, и не существовало такой силы, что могла заставить пуританина отказаться от своих намерений. Именно поэтому, привыкнув действовать по первому побуждению, англичанин истово верил, что его поступками движет трезвый и холодный расчет.

Соломон Кейн был настоящим сыном своего времени, хотя — этого никто не мог бы оспорить — крайне неординарным. Этот человек удивительным образом сочетал в себе качества рыцаря и пуританина, причем в загадочных глубинах его души скрывался античный философ, исполненный языческих суеверий, — надо сказать, последнее утверждение повергло бы Кейна в неописуемый ужас. И тем не менее он являлся отголоском той эпохи, когда мужчинами управляли лишь честь и верность. Странствующий рыцарь, облаченный в черные одежды фанатика пуританина, — вот кем являлся Соломон Кейн.

Таких людей гонит вперед единственно жажда справедливости, стремление своими руками избавить мир от всего зла, защитить слабых, воздать по заслугам гонителям правды и справедливости. И, выполняя возложенную на себя миссию по очищению мира от негодяев, пуританин не ведал сомнений и пощады, рука была тверда, а глаз — верен. Ни одного мгновения не знал он покоя, подобно ветру, существующему лишь в движении. Лишь в одном англичанину было присуще постоянство — в верности своим идеалам.

Соломона Кейна по праву можно было назвать Бичом Божьим.

— Мэрилин, — насколько мог нежно проговорил этот закаленный сражениями и невзгодами мужчина и взял ее за руки. Крохотные ладошки девушки удивительно трогательно смотрелись в его руках, покрытых мозолями от грубой рукояти рапиры. — Как же изменили тебя пролетевшие годы! Я помню тебя еще пухленькой румяной малышкой, которую качал на коленях. А теперь я вижу перед собой прекрасную нимфу, прямо как те, про которых пишут языческие книжки! Вот только выглядишь ты совсем худенькой и бледной… Я вижу в твоих глазах тень страха, дитя мое. Скажи, они дурно обращаются с тобой?

Девушка сжалась в комок, краска оставила ее и без того бледные щечки, она побелела как полотно. Кейн, удивленный и встревоженный, склонился над ней.

— Ах, лучше не спрашивайте, — едва слышно выдохнула она.