— Человек, которого арестовали, был найден мертвым в тюремной камере. Это был кучер омнибуса? Кажется, его звали Врангель? Так вот, он повесился в своей камере.

— Где Донн? — спросил я.

— Он пошел в школу за Ноа.

— А Мартин?

— Наверху, в своей комнате. С ним Сара.

У меня закипела кровь. Мной овладело отчаяние, отчаяние от предчувствия несчастий, готовых обрушиться на головы других, близких людей. Накануне вечером, я не помню, говорил ли я об этом, состоялось собрание граждан, на котором раздавались крики жаждущих крови Твида и его окружения. Собрание образовало комитет в составе семидесяти наиболее уважаемых граждан, в обязанность которым вменили организацию судебного преследования мэра и его администрации. Это было сделано для того, чтобы воспрепятствовать Кругу использовать имеющиеся связи и запретить Твиду платить деньги третьим лицам до окончания расследования. Не знаю, какие мудрые судьи надоумили этих людей, но решение накалило обстановку в Нью-Йорке до последней крайности. Во всяком случае это была первая реальная попытка ограничить всевластие окружения Твида.

Я с нетерпением ожидал возвращения Донна. Наконец он, целый и невредимый, появился вместе с Ноа. Когда он отвел ребенка наверх, у нас появилась возможность несколько минут поговорить наедине. Конечно, Донн не сомневался в том, что смерть Врангеля не была следствием самоубийства. Такие люди не вешаются. К тому же на голове умершего обнаружили кровоподтеки. Врангеля сначала оглушили, а потом задушили петлей.

— Кто же мог это сделать?

— Обычная практика, — пояснил Донн. — Муниципальная полиция, бывает, прибегает к таким трюкам, когда у нее нет желания беспокоить правосудие процедурой настоящего суда.

— Угрожает ли опасность Пембертонам?

— Вот это я не могу сказать. Зависит от того, знают ли они, где Мартин. Его могли выследить в госпитале, но могли и не выследить… У них была масса других, не менее важных проблем… Может быть, сейчас они удовольствуются одним Врангелем, но, может быть, и нет. Ясно одно, они начали уничтожение улик и свидетелей. Естественно, я прошу вас ни о чем никому не рассказывать.

— Это я прекрасно понимаю и сам. Но мне кажется, что полицейский у входа вызвал переполох у обитателей дома.

— Сара и Ноа должны оставаться здесь, если, конечно, на это согласится Тисдейл. Но я скажу всем, что это просто предосторожность, скорее всего излишняя, так сказать, на всякий случай. Есть вещи и поважнее. Теперь можно совершенно точно утверждать, что Тейс Симмонс никуда не делся и находится в Штатах. Будет очень хорошо, если нам удастся заполучить его в наш канкан. Но самое удивительное произошло сегодня в полночь — я был восстановлен в своей должности.

— Что?

— Я удивлен не меньше вашего. Возможно, члены Круга решили, что лучше, если я буду все время у них на глазах. У них и так сейчас хлопот полон рот, а вдруг еще придется меня разыскивать.

Несмотря на то что опасность увеличивалась с каждым часом, Донн был теперь в своей родной стихии. Я очень ему завидовал, так как сам находился явно не в своей тарелке. Но, что еще хуже, я был совершенно уверен, что в интересах Мартина и для того, чтобы защитить его, мне стоило опубликовать всю историю в одной из ежедневных газет. Я мог написать статью как независимый журналист или передать материал работающему репортеру. Если в газетах появится рассказ о том, что Мартин Пембертон содержался как узник в приюте для сирот, в попечительский совет которого входили Твид и его присные, и о том, что совершивший самоубийство головорез Врангель, арестованный за то, что свернул шею некоему бродяге, работал в том же самом приюте; да если еще прервать рассказ на самом интригующем месте и пообещать, что продолжение следует… Тогда вся эта свора, пожалуй, умерит свою прыть.