|
Напружив тело и едва касаясь пятками земли, подальше уйти от дороги. Удобной, удивительно гладкой и даже сурово-синей, но все-таки надвое рассекающей вольный и такой удивительно синий мир. Выследить гнездо страуса и согнать с него самку. Страусиное яйцо хорошо выпить, проделав крохотную дырочку в скорлупе и вставив сухой трубчатый стебелек. Оно утоляет и голод и жажду. А в пустую скорлупу можно набрать воды из холодного источника, замазав потом дырочку голубой, быстро сохнущей глиной и воском. Источник легко отыщется по запаху и по выбитой в вельде тропе, которой идут к водопою антилопы. Голубую глину укажут колючие крестоцветы. Да и в термитнике тому, кто знает вельд, ее ничего не стоит добыть. Воск же всегда найдется в заброшенном пчелином гнезде. Запас воды в скорлупе поможет дойти до другого водопоя. Ночь лучше всего провести на дереве. Но встать еще затемно, чтобы к рассвету построить ловушку, в которую попадется молодая остророгая антилопа или дикая свинья. Высечь искру из кремня и подпалить сухую траву. Потом поджарить себе лучшие куски, а остальное прокоптить в удушающем дыме, который получается, если бросить в огонь особый корень и еще кору, которую к лету роняет одинокое дерево иму. Запас надо укрыть в дупле так, чтобы к нему не добрались гиены и грифы. Тайный знак укажет какому-нибудь одинокому путнику, где спрятана еда. А если захочется вернуться назад, то он и сам воспользуется своим тайником.
В вельде много чудес, о которых не знают те, кто живет в городах или ходит за скотом в краалях. В семь дневных переходов можно дойти до заросшего сухого русла. Глинистое дно там занесено песком и пронизано белыми тугими корнями. Но нужное место сразу отыщется по едва уловимому оттенку в окраске травы. Если вырыть там ямку ножом, то, может, и найдешь прозрачный камень, за который тайный скупщик — китаец даст много рендов на виски, табак и бусы. А уж темно-красные, как птичья кровь, камни попадутся наверняка. За них дают меньше рендов. Большой красный камень стоит почти столько же, сколько маленький, как саговое зернышко, белый. За сорок дневных переходов знающий человек доберется до хвойного леса и желтых скал, тех самых, за которыми лежит ущелье, куда когда-то приходили умирать слоны. За хороший бивень в городе дают столько же, сколько рабочий получает за неделю работы на рудниках. Но так уж складывается судьба, что человеку надо работать за колючей проволокой, а не бродить невидимыми тропами вельда. Он грузит голубую глину в вагонетки, которые закрывают крышками и запечатывают свинцовыми пломбами. И за год работы вагонетки не потаскают столько белых камней, сколько он бы смог откопать один в том высохшем русле. Но он никому не говорит про это. Его никогда не отпустят в вельд одного, а те, кто пойдет с ним, оплетут потом русло колючей, как шипы в лесу, проволокой. И он опять будет грузить вагонетки за несколько рендов в неделю. Воскресенье — дело святое. Даже тот бог, который, как ему говорили, создал и город и вельд, тоже отдыхал в седьмой день. Почему бы не покататься человеку, если у него есть велосипед и приличное платье, в котором не стыдно показаться в магазине? Он мог бы остаться в лагере и вместе с другими горняками потанцевать под рокот барабанов и глубокие переливы длинных мбил, увешанных пустыми тыквами и жестянками из-под солярки. У него есть белые страусовые перья, которыми украшают лодыжки, маска с рогами буйвола и передник из шкуры пятнистой пантеры, а наполненные гравием консервные банки звучат не хуже, чем погремушки из тыквы. А если и не плясать самому, то можно похлопать в такт пляске бачонов из Мозамбика или послушать пение зулу, которые приходят на праздник в боевой раскраске. Но нельзя же каждое воскресенье веселиться! Да и что это за веселье среди отвалов пустой породы, вблизи вонючих бараков и цистерн с горючим? Грозный воин зулу такой же раб, как и он — банту, или его напарник — базуту, или пломбировщик — кафр. Так почему бы не покататься человеку на велосипеде в воскресный день? Он хочет подышать ароматом вельда, ощутить тугой ветер на груди, увидеть эту опрокинутую синюю чашу и неподвижного грифа на самом ее вознесенном над солнцем дне. |
