Надо найти их и сказать, что она снимает заказ. Пусть оставляют себе те четыре тысячи аванса, она не в претензии. Кстати, когда Артем уберется, можно будет свалить на него пропажу шубы и драгоценностей, если Лешка ее когда-нибудь обнаружит.

В момент принятия этого судьбоносного решения зазвонил телефон. Аля метнулась к трубке, а Артем — в Лешин кабинет, где он целыми днями сидел на диване или вышагивал из угла в угол.

— Александра Сергеевна?

Она узнала этот голос.

— Скажите своему гостю, чтобы вышел на улицу.

— Он не хочет.

— Ага. Тогда откройте дверь, мы войдем за ним сами.

— Нет! Я сейчас вызову милицию.

В телефоне раздался неторопливый, какой-то электронный смех.

— Это совсем не в ваших интересах.

И эти сволочи ей тоже угрожают! Вот это влипла.

— Послушайте, я вас никуда не впущу, даже не думайте. Уезжайте отсюда. Если вам кто-то нужен, ловите его в другом месте.

Она сама готова была смеяться над собой — так жалко и неубедительно звучали ее уговоры.

— Мы ждем пять минут. Если он не выйдет, пеняйте на себя.

Отбой. Аля подошла к кабинету, толкнула дверь — не поддается. Трусливый котенок заперся изнутри.

— Выходи! — крикнула она без надежды.

Ответа не было.

Позвонить Лешке? Чтобы он приехал прямо под пули своих несостоявшихся киллеров? «Какая дура, — ругала она себя, — что за затмение на тебя нашло — заказывать собственного мужа! Да тебя бы первую и посадили. Теперь расхлебывай. И Антонов тоже хорош, хочет быть святее папы Римского. Тащит домой каждого бездомного щенка со всеми его блохами и совершенно не думает о семье, о Юльке».

От звонка в дверь она чуть не подпрыгнула. Звонили долго, непрерывно и громко, давили на психику. Аля побелевшими пальцами сжимала телефонную трубку, но толку от нее было немного. Если вызвать милицию сейчас, они приедут, когда от них с Артемом и от квартиры останутся рожки да ножки.

— Ну выйди, будь мужчиной! — шепотом крикнула она в сторону кабинета.

Звонки прекратились. А потом послышался деловитый, леденящий душу скрежет — дверь открывали снаружи.

Они откроют, несмотря на хитрые запоры и прочие приспособления. Аля это знала. На старой квартире их соседи одни из первых в городе поставили себе укрепленную немецкую дверь со специальными стальными штырьками по периметру. Однажды четырехлетний мальчик влетел в квартиру первым и захлопнулся. Открыть тугой замок он не сумел, ключи остались внутри. Перепуганная мамаша позвала слесаря из домоуправления. Тот пришел с небольшим, чуть ли не кухонным топориком, чуть-чуть нажал на косяк — и дверь-крепость, за которую было заплачено пятьсот долларов, безропотно вышла из петель.

А здесь, судя по всему, работают профессионалы, и не топориком, а специальными инструментами. Шансов нет.

«У Рыжего где-то был газовик, — вспомнила Аля. — Только я не знаю, как им пользоваться». И все равно слишком поздно — дверь жалобно крякнула и открылась.

Но никто не вошел, не ввалился, не ворвался. На пороге произошла какая-то заминка, словно стоявшие там мужчины пытались не пропустить или, наоборот, пропустить друг друга вперед. Слышалось тяжелое сопение и какая-то возня. Потом шум на лестнице, уже более внятный, неразборчивые, но злобные крики. И тут Алину дверь захлопнули снаружи.

Она стояла, прижав телефон к груди, и не пошевелилась бы, даже если бы мимо нее начали выносить из квартиры все вещи.